А потом у главного редактора NEWSmusic.ru Гуру Кена с лидером "Сансары" пошел совсем серьезный разговор.
- Откуда такая любовь к чаю «Лапсанг Сушонг»?
- Само слово было взято из одного контекста и переставлено в другой контекст. Изначально было просто словосочетание, которое мне понравилось. По фонетике оно близко к слову «лишен». Мы так иногда берем то, что хорошо лежит. И вставляем туда, где нам чего-то не хватает. Песня «Лапсанг Сушонг», конечно, не про чай. Хотя этот чай с копченым вкусом нам очень нравится.
Можно написать песню о любви. Но понимать, о чем она, может только тот человек, которому она посвящена. Например, песня «Кабо Абэ». Если приходишь к одному человеку, и постоянно лежит открытая книжка Кабо Абэ, то когда в припеве вдруг повторяется это слово, то смысл понятен именно ему.
«Лапсанг Сушонг» понравился фонетикой. А еще песня о том, что многое могут дать вещи малые, отвлеченные. Можно сказать, что это забава. Но все, что не всерьез, – живет дольше. Вот Гребенщиков иногда такое скажет…
- Тебе ближе иносказание или риторическая фигура?
- Может быть все сразу. Два в одном. Сел и просто выдумал. У меня есть какие-то критерии, по которым я решаю, останется оно или нет.
- Ты реагируешь больше на форму или содержание?
- Всего должно быть много. Зачем отказываться от чего-либо? У меня как-то появилось ощущение, что надо сделать песню с названием «Лапсанг Сушонг». И она начинает появляться. Она рождается. И в итоге она соответствует своему названию. Что-то ты подсобрал внутри, приставил к ней, как конструкцию собирают. А в итоге песня получается единым организмом.
Песню строишь, как здание, по кирпичикам. Только ты не знаешь иногда, что получится в итоге. Либо Гауди, либо классицизм. Все может быть всем в любой момент времени. Вот мы сейчас взяли голос Есенина, настоящий записанный голос Есенина. И он читает стихи под нашу музыку.
Есть какие-то банальные ходы, к которым боишься прибегать. Фраза «Мне так легко тебя понять» меня долго смущала своей простотой. Но потом я понял, что фраза стоит на своем месте, в контексте до и после. И она осталась.
- У меня такое ощущение, что текст у тебя появляется раньше, чем музыка.
- Чаще всего да. Текст – от ритма. Из-за того, что никто из «Сансары» не обучался композиции в музыкальных учебных заведениях, мы склонны экспериментировать. И иногда получаются красивые открытия. Мы можем долго импровизировать на 1-2 аккордах, перебираем что-то…
- Ты приносишь текст на бумажке музыкантам, и вы начинаете импровизировать?
- Да. Хотя в песнях с последнего альбома «Айсберги и Радуги» таких бумажек не было. И готовых аккордов не было. Был готовый ритм, и вокруг него все на эмоциях, по-детски.
- У «Сансары» - неопределенный статус. И не суперзвезды, и не второй эшелон. А ты хотел бы занять какое место в истории русского рока? Лучший поэт, лучший вокалист?
- Про нас такая неопределенность давно. Мы уже к ней даже привыкли. Время само расставит всех по местам. Обретение статуса часто мешает сделать какие-то вещи. А иногда помогает сделать другие вещи. Мне хотелось бы, чтобы группа существовала. Чтобы получала деньги за то, что играет свою музыку. Чтобы не возникало угрозы распада группы из-за денег.
С другой стороны, я не очень верю людям, которые утверждают, что отсутствие денег мешает им играть музыку. Неправда. Но тут есть тонкая грань.
- У вас есть равновесие между амбициозностью и вменяемостью?
- Думаю, есть. Мы вчера давали концерт в Казани, и местные организаторы похвалили даже нас за покладистость и человечность. Мы не курим, не просим кокаин. Намекаем, чтобы не курили в гримерке. Почти примерные.
- Как ты считаешь, ориентация русского рока на литературность текстов – это рок рока?
- Поначалу было так. Но сейчас все меняется. Сейчас группы становятся более музыкальными, что ли. Так было раньше, потому что у каждого американца есть гараж и гитара Gibson за 400 долларов, а у Бориса Гребенщикова всего этого в начале карьеры не было. Но тем не менее «Радио Африка» кажется мне очень музыкальным альбомом.
- Но там записывался гениальный пианист Курехин. И саксофонист Бутман. Если их убрать, то останутся только чрезвычайно талантливые тексты.
- Нельзя убрать. Так было, так случилось – все. Человек, который писал талантливые тексты, нашел человека, который играл талантливую музыку. Сошлись два таланта. Но чаще всего причиной музыкальной отсталости была причина экономическая.
Я вот думаю, хороша или плоха литературность? Был одаренный поэт Саша Башлачев, он хотел играть с группой, но вот ничего не сложилось. Не всегда отличные музыканты сходятся с хорошими поэтами. Вот в России так сложилось, что есть культ Макаревича. Другие говорят, что нужно музыку играть хорошо, а тексты неважны. Я думаю, что по-своему правы и те, и те. Нет смысла воевать.
- В Америке хороший музыкант видит хорошего музыканта, и они объединяются в группу. У нас друзья собираются и говорят: «А не поиграть ли еще нам музыку?»
- Да, у нас тоже так было. Я больше скажу, у нас само желание играть появилось от русского рока. Это сейчас мы стали слушать больше разной музыки. А поначалу все от русского рока пошло, и в нас сгусток энергии образовался. Это все в один момент все на меня нахлынуло. Мы в 1994 году только узнали, что такое «Чайф». Это надо уметь так… опоздать. Все получилось так… забавно.
- У меня твои песни ассоциируются с романтическим направлением, вроде Кашина и «Браво». А ты уверен, что романтизм сейчас массово востребован?
- Да, мы ближе к романтике, если сравнивать с «Арией», «Пилотом» и т.д. Не знаю, как со стадионами, но клубные залы мы собираем. У меня нет ощущения, что я работаю на какую-то определенную нишу. Зато есть ощущение, что на наши концерты ходит определенная публика. И она сильно отличается от публики, скажем, «Наива».
Я делю музыку на холодную и теплую. Настоящую и ненастоящую. Живую и неживую. У меня скорее эмоциональное отношение к музыке. Можно судить о характере человека, если узнаешь, какую музыку он слушает дома. Меня в свое время зацепила в музыке именно эмоциональная сторона – атмосфера, энергетика…
И вот когда мы это для себя нашли, у нас все пошло. Мы применяем приемы из электронной музыки, из других жанров – но основа именно эмоциональная. Я слышу музыку, и сразу ощущаю – темный или светлый человек поет.
- Что ты слушаешь в последнее время? Какая музыка заряжена в твой mp3-плеер?
- Так, попробуем вспомнить. «I Monster», «Горы и реки» Леонида Федорова и Анри Волохонского, Ян Тирсен, «Franz Ferdinand» (первая пластинка), «Primal Scream» ("XTRMNTR"), «Браво» с Агузаровой, Адриано Челентано, «Текиладжаззз» и «Optimistica Orchestra», «The Kills», Пи Джей Харви…
- А себя не слушаешь?
- Нет, если только по делу.
- У тебя нет ощущения, что русский рок сильно «потяжелел» в последнее время?
- А публика всегда хочет чего-то тяжелого.
- Но ты в новой программе идешь скорее в сторону синти-рока, в сторону «Franz Ferdinand». Не боишься остаться вне тенденции?
- Мы делаем то, что нам интересно. У нас же никогда не было тяжелого соло. Даже просто соло в том понимании, как оно существует в гитарной музыке. Мы даже не умеем его играть. Новинки же электронной музыки впитываются сами собой.
- Почему в высший эстрадный свет из рок-музыкантов зовут только Земфиру, Лагутенко и группу «Звери». Почему других не зовут в Кремль?
- Очень хорошо, когда ты хочешь взять и раздвинуть рамки. Тот, кто ломает стереотипы, затем становится законодателем мод. Интересно делать неожиданные события. Большинство же людей склонно жить в некоторых рамках, в том числе рок-музыканты. И предпринять алогичный ход они не склонны.
Я живу на своем уровне. Мне нужно сделать афишу для концерта, и я сталкиваюсь с массой вопросов – с дизайнером, с типографией. Мне некогда думать о Кремле.
- Последний вопрос. Мне кажется, что твои песни по содержанию – христианские. С другой стороны, православный человек свою группу «Сансарой» не назовет…
- Я не такой православный человек, как Костя Кинчев? Мне кажется, что воинствующее христианство – это какой-то парадокс. Есть христианская этика, есть Новый Завет – это миролюбивое учение. Это очень интересная тема. Ты намекаешь на буддизм? Я не вижу буддизма в творчестве «Сансары» ни в одном из мест.
- Ты ходил к батюшке, спрашивал: «А ничего, что я назову свою группу «Сансарой»?
- Нет, не ходил. Но общался с православными людьми, представлялся, что я из группы «Сансара». И никакого негатива в ответ. Я разговаривал с диаконом Андреем Кураевым, и он был единственным светлым человеком из всей кампании священнослужителей, в которой я его видел. Зашоренность, она мешает. Как классические музыканты иногда высокомерно относятся к рок-музыке. Я не говорю про экуменизм. Религии должны быть разными, потому что мир разный. Все очень разные.
Название «Сансара» появилось само собой. Кажется, в одной из песен группы «Калинов мост» был такой образ, и он остался у меня в памяти. Сейчас это название живет своей жизнью, и оно никак не связано с буддизмом.
Комменты