Авангардно-архаичная «Царская невеста» от Андрея Могучего

В последнее время в экспертном совете «Золотой маски» все более утверждается совсем не бесспорная тенденция: чем дурнее и нелепее спектакль (имеется в виду классическая опера) и чем дальше он от музыкального первоисточника, тем у него больше шансов попасть на фестиваль «Золотая маска», да еще и получить саму «Маску».

Это впрямую относится к Михайловскому театру, который из года в год привозит на фестиваль постановки, далеко не всегда достойные называться лучшими. В этом году он показал на «Золотой маске» одну из самых прекрасных опер «Римского-Корсакова.

Постановщики спектакля режиссёр, руководитель знаменитого БДТ им. Товстоногова Андрей Могучий (всего второй раз пришедший на территорию классической оперы), главный дирижёр театра Михаил Татарников и сценограф и художник по костюмам Максим Исаев в буклете к спектаклю рассказали, как готовились к постановке оперы Римского-Корсакова о Иване Грозном и его несчастной невесте Марфе Собакиной: «С самого начала было очень глубокое погружение в материал, в историю, традиции русского народа, эпоху. Мы очень много говорили о о концепции будущего спектакля, встречались с музыковедами из Петербургской консерватории, обсуждали музыкальную драматургию этой оперы». В результате режиссёр заявил: «В какой-то момент нам показалось, что будет интересно сделать некое соединение современности и архаики, но при этом не привязывать его к определенной эпохе. В итоге, мы используем всё. С одной стороны — псевдоархаика, деревянные истуканы, с другой — народные костюмы».

С одной стороны — псевдоархаика, деревянные истуканы, с другой —  народные костюмы
С одной стороны — псевдоархаика, деревянные истуканы, с другой — народные костюмы

На деле же все их погружения в музыку и историю оказались пустой болтовнёй, а бедная «Царская невеста» превратилась в деревянно-электрический винегрет, порой похожее на пошлое эстрадное шоу.

Открывается занавес. На плохо освещенной сцене под звуки увертюры изящные девушки демонстрируют как на подиуме свадебные наряды, но одного фасона. Затем они растворяются в темноте, а луч прожектора направляется на главного героя Григория Грязнова, который лежит на наклонной доске и поёт знаменитую арию: «Куда ты удаль прежняя девалась». В таком положении петь трудно, поэтому певец с оркестром не совпадает и при этом изрядно фальшивит.

На ночной пир к Грязному приходят гости, и сцена вдруг освещается электрическими лампочками, расположенными на нескольких высоких прямоугольных рамках. Теперь можно рассмотреть, что же на сцене: непонятные деревянные идолы и собаки, на которых можно и посидеть вместо лавок. Огромная масса гостей одета по-разному, большинство в одинаковых современных костюмах, в том числе боярин Грязной, которого в программке почему-то причислили к опричникам, Лыков, жених Марфы и Малюта Скуратов. Чтобы как-то их различать, Лыкову дали красный шарф, а Скуратову, похожему на современного братка в кожаной куртке и тёмных очках, повесили на шею большую собачью голову, как знак главного опричника Ивана Грозного. Любовница Грязного Любаша всегда в черном и постоянно делает руками какие-то таинственные знаки.

Огромная масса гостей одета по-разному, большинство в одинаковых современных костюмах
Огромная масса гостей одета по-разному, большинство в одинаковых современных костюмах

Главное в оформлении сцены— это наклонный деревянный помост и большое количество лестниц-времянок, которые непонятно зачем носят с собой и главные герои, и артисты хора и миманса. Все однообразно и безлико, трудно разобраться, где и что происходит.

Но режиссёр позаботился о зрителях. Появляются многочисленные вывески. «Мёд» — значит все должны выпивать. «Дом Собакиных», - оказывается, они живут то под помостом, то на нём. Вывеска «Царь» - и тут же возникает фигура Ивана Грозного в золочённым наряде, а вместе с ним и лики святых в электрических лампочках.

Помолвку Марфы и Лыкова, после окончания смотрин невест для Ивана Грозного, и вовсе превратили в рекламное свадебное бюро. На Лыкова надели курточку, усеянную электрическими лампочками. Он залез на лестницу и, сверкая огоньками, спел свою лирическую арию. К нему с другой стороны времянки присоединилась Марфа. Пока они обнимались и целовались на увитой цветами лестнице, хор пел величальные песни. Слуги просцениума без конца носили вывески с пожеланиями счастья и добра. Молодёжь в зрительном зале радостно приветствовала каждый слоган. Вверху над сценой ярко сияло слово «Любовь».

Вверху над сценой ярко сияло слово «Любовь»
Вверху над сценой ярко сияло слово «Любовь»

Более перечислять находки режиссёра и художника не стоит. Они никакого отношения к «Царской невесте» и русской истории не имели.

Но в спектакле была и другая беда — его низкий музыкальный уровень. Оркестр п\у Михаила Татарникова играл грубо, однообразно и скучно. Как умудрился дирижёр скрыть удивительную многокрасочность партитуры композитора, её яркую эмоциональность и лирическую одухотворённость? Все солисты пели скверно, не переживая, а словно докладывая о происходящем. Голоса тусклые и нередко фальшивые, хор нестройный. Непонятно почему в хоре опричников появилась большая детская группа в красных одеяниях, стилизованных под одежду опричников, которая внесла ещё большую музыкальную неразбериху. Всё время создавалось ощущение, что оркестр звучал сам по себе, а хор и певцы существовали отдельно от него.

«Царская невеста»
«Царская невеста»

Только в самом финале оперы, в сцене прощания Грязного с умирающей Марфой солисты Светлана Мончак и Александр Кузнецов вдруг ожили, объединились с оркестром и в ключе Римского-Корсакова завершили оперу. Но это не спало спектакль в целом. Он так и остался набором нелепых придумок постановщиков при общей явно не столичной музыкальной культуре.

Елизавета ДЮКИНА, «Новости музыки NEWSmuz.com»
Фото Стас ЛЕВШИН

Быстрый поиск: