5 марта 2014 г. в зале им. Чайковского была представлена следующая программа: Иоганн Себастьян Бах – Es ist genug… («С меня довольно») – заключительный хорал из Кантаты “O Ewigkeit, o Donnerwort!” («О вечность, слово паче грома!») для солистов, хора и оркестра, BWV 60;
Бернд Алоиз Циммерман – Экклесиастическое действо для двух чтецов, баса и оркестра «Ich wandte mich und sah an alles Unrecht, das geschah unter der Sonne» («И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем»);
Генрих Шютц – Два мотета из сборника "Псалмы Давида": Die mit Tränen säen, SWV 378; Wie lieblich sind deine Wohnungen, SWV 29;
Иоганнес Брамс – Немецкий реквием для солистов, хора и оркестра.
Вероятно, проведение концерта именно 5 марта – совпадение случайное, но знаковое – это день смерти Сталина, Сергея Прокофьева (оба в 1953 г.) и Анны Ахматовой (1966 г).
9 марта в Большом зале консерватории прозвучала оратория Арнольда Шёнберга «Уцелевший из Варшавы» и Симфония № 9 Людвига ван Бетховена в редакции Густава Малера (первое, по утверждению В. Юровского, исполнение в России).
Концерт 5 марта я слушал по трансляции, поскольку был вне Москвы. Поэтому воздержусь от полного анализа программы. Остановлюсь только на сочинении Циммермана, о котором у меня сложилось достаточно негативное мнение. С моей точки зрения, музыка (и вся интонация этого сочинения) заметно противоречит значительной части его текста. Я имею в виду «Легенду о Великом Инквизиторе» – вставном эпизоде романа «Братья Карамазовы», фрагменты которой на русском языке, прочтённые Андреем Семёновым, включены в это действо. У меня осталось впечатление истеричности и музыки, и исполнения, педалировавшего эту истеричность, вопреки и тексту, и контексту литературного источника.
У Достоевского Инквизитор – 90-летний старец с «бескровными устами», проживший долгую жизнь, ставший циником, утратив самую суть веры, и на самом деле не верящий ни в Того, чьё существование только и оправдывает бытие Церкви, ни в то, что Он говорил. Инквизитор устал, и сохранил только внутренний огонь ненависти к самой сути проповеди Христа. Внешние эмоциональные проявления этого огня ему уже не нужны; не нужны они и народу, цепенеющему от одного взгляда Великого Инквизитора. Мне показалось, что истеричность сильно мешала восприятию смысла текста.
Есть одно немаловажное обстоятельство, в какой-то степени объясняющее истоки этой истеричности, – самоубийство Циммермана, совершённое им спустя пять дней после отправки рукописи сочинения заказчику. Видимо, его разочарование в вере в тот момент вступило в психологический резонанс со словами Великого Инквизитора, обращёнными ко Христу, что и привело к трагической развязке.
Тем не менее, познакомиться с сочинением Циммермана было интересно, особенно в противостоянии заключительной фразе из хорала Баха Es ist genug («С меня довольно, Господи») – последнего эпизода баховской Кантаты, предварявшей собственно Циммермана, и двум хоралам Генриха Шютца. А также «Немецкому реквиему» Иоганнеса Брамса.
А вот исполнение Девятой симфонии Бетховена произвело на меня очень сильное впечатление. Это было не просто блестящее, великолепное – можно применить любой другой эпитет превосходной степени – исполнение. Утверждаю, что это была этапная трактовка, в значительной степени изменяющая наше представление об этом гениальном произведении. По крайней мере, я отныне не смогу слушать никакое исполнение Девятой симфонии Бетховена без оглядки на то, как её интерпретировал 9 марта 2014 года Владимир Юровский.
Арнольд Шёнберг - "Уцелевший из Варшавы". Солист - Дитрих Хеншель. Госоркестр России имени Е. Ф. Светланова. Дирижёр - Владимир Юровский. 9 марта 2014 года.
В этот вечер симфония впервые в России исполнялась в редакции Густава Малера. А дня за два до того она была исполнена им же, но в классической редакции.
Малеровская редакция предусматривает заметное увеличение струнных, удвоение состава духовых и литавр, добавление трёх тромбонов и тубы, местами дописаны контрапункты. Всё это по идее должно уплотнить общее звучание симфонии. На самом деле произошло обратное – собственная ретушь Владимира Юровского оказалась настолько обильной, что во многом заслонила редактуру Малера.
Вместо ожидаемого массивного, пастозного звучания, я ощутил графичность рисунка; более прозрачную, чем обычно, музыкальную ткань — как мне кажется, противоречащую замыслу Малера. Однако именно благодаря этой прозрачности Юровскому удалось раскрыть для меня в партитуре Бетховена нечто, ранее ускользавшее от моего внимания: какие-то новые линии и детали — и именно они позволяют назвать это прочтение Девятой симфонии Бетховена Владимиром Юровским этапным.
Абсолютно убедительным показалось и некоторое общее ускорение темпов по сравнению с привычными. Это произошло, в частности, благодаря тому, что В. Юровский исправил некоторые чисто арифметические ошибки, сделанные теми, кто записывал за глухим Бетховеном его темповые указания. В каком-то смысле такие темпы сблизили трактовку В. Юровского с так называемыми аутентиками. Ускорения воспринимались на слух очень органичными.
Отмечу ещё одну особенность этого исполнения. В. Юровский не пытался сгладить некоторую весьма заметную раздробленность формы симфонии в целом. Эта раздробленность стала результатом глухоты автора, чей внутренний слух был лишён возможности контроля со стороны слуха физического. Да и вообще именно глухоте Бетховена мы обязаны многим смелым гармоническим и другим его находкам, которые вряд ли были бы им реализованы, если бы он их слышал физически.
Появление Девятой симфонии и включение в неё вокальных и хоровых эпизодов оказало огромное влияние на всё последующее развитие симфонизма. Среди примеров — 2, 3, 4 и 8 симфонии Малера, 13 и 14 симфонии Шостаковича.
Исполнение в качестве увертюры для Девятой симфонии Бетховена оратории Арнольда Шёнберга «Уцелевший из Варшавы» о трагическом восстании в Варшавском гетто в 1943 году, жестоко подавленном фашистами, показалось мне вполне уместным. Тем более, что противовесом тому в конечном итоге послужила ода «К радости».
Уничтожение обитателей гетто происходило при молчаливом попустительстве польской «Армии крайовой», на время подавления восстания заключившей с немецкими войсками перемирие. Ситуация повторилась в 1944 году, когда «Армия крайова» сама подняла Варшавское восстание, и ей не пришла на помощь Советская армия, имея для этого все возможности. Но если «Армия Крайова» подчинялась эмигрантскому правительству в Лондоне, то Сталин планировал посадить в Польше своё марионеточное правительство, что, в конце концов, ему и удалось. Этот эпизод вспоминает российский мыслитель Григорий Померанц в автобиографических «Записках гадкого утёнка».
В своём вступительном слове Владимир Юровский просил публику не аплодировать в паузе между «Уцелевшим из Варшавы» и Девятой симфонией Бетховена. Это даже нельзя было назвать паузой – был промежуток в несколько секунд молчания, и сразу зазвучала Девятая Бетховена. Такой переход позволил сохранить напряжённый эмоциональный настрой, достигнутый «Уцелевшим из Варшавы».
Что касается общего качества исполнения, то в целом оно было достаточно высоким, но не без потерь. Как обычно, наиболее слабым звеном при исполнении Девятой симфонии Бетховена стал кто-то из солистов. В этот раз слабее остальных оказалась сопрано Екатерина Кичигина, временами довольно резко звучавшая на верхах в форте. Меццо-сопрано Александра Кадурина и тенор Сергей Скороходов пели вполне удачно. А вот от немецкого баса-баритона Дитриха Хеншеля ожидалось большего.
Хор Академии хорового искусства им. В. С. Попова выступил блестяще.
Как почти всегда в последнее время, прекрасно играл Госоркестр им. Светланова, очень точно и чётко откликаясь на нюансы мануальной техники дирижёра и подтверждая, что стабильно входит сегодня в число лучших оркестров России. Не сомневаюсь, что когда Госоркестр в полной мере возобновит свои зарубежные гастроли, то быстро восстановит былой престиж и войдёт в число лучших оркестров мира.
Владимир ОЙВИН, «Новости музыки NEWSmuz.com»
Фото - Вера ЖУРАВЛЕВА
Комменты