Бьорк в Париже, и камера ее ноутбука не работает. Ноутбуку восемь лет, объясняет она, и она не хочет его менять из экологических соображений. «Но скажем так, я не плакала из-за того, что он не работает». Она — черный квадрат на экране моего компьютера, что кажется совсем не по-Бьоркски, но в то же время очень по-Бьоркски. Даже без визуальных эффектов она мгновенно становится знакомой. Она шутит, она дразнится, ее ответы медленно разворачиваются, пока она взвешивает каждую сторону ответа, перебирая все углы, которые может найти.
Bjork
Она говорит, что всегда чувствовала себя немного странно по отношению к видеозвонкам.
«Даже когда они только начинались, я чувствовала большую дистанцию в разговорах с близкими, потому что это своего рода подделка. Вы видите людей, но они не настоящие. Вы не ощущаете присутствия. Так что, может быть, это просто потому, что я музыкант, а музыканты — странные существа, потому что мы так зависимы от звука, что если вы не можете пообщаться с человеком и почувствовать, каково это — быть рядом с этим человеком, или получить энергию, или что-то еще, в одной комнате, вы могли бы просто иметь звук. По крайней мере, это 100% звук, понимаете?»
Я выключаю камеру, чтобы мы могли притвориться, что разговариваем по телефону. «У меня был этот ноутбук во время всего Ковида, так что это было здорово, я могла просто оставаться в пижаме весь день». Ты сейчас в пижаме? «Да, на самом деле!» Она делает паузу. «Стало хуже. Я в отеле и на мне только халат. Халат». Мы слышим постукивание металлического, неритмичного ритма на заднем плане. Здесь можно было бы лениво пошутить о ее следующем альбоме, но это сантехник. Она извиняется и говорит, что ей нужно отойти. «Мне кажется, кто-то чинит трубу. Я не могу этого не слышать. Я отойду. Так лучше, да?» Ты звучишь так, будто находишься в пещере, говорю я. «Да! Давайте сделаем интервью в пещере».
В ее недавнем туре Cornucopia была пещера — небольшая комната на сцене, предназначенная для воспроизведения акустики одиночного пения во время сельской прогулки. Амбициозный тур, наполненный сложными и тонко настроенными деталями, длился пять лет и породил два альбома: Utopia и Fossora. Он начался в 2019 году, был приостановлен из-за Covid, закончился в конце 2023 года и теперь возвращается в виде концертного фильма и художественной книги. Даже по меркам Бьорк это роскошная работа. Фильм начинается с краткого объяснения масштаба тура: для зрителей в театре есть 360-градусный звук и захватывающие визуальные эффекты, проецируемые на 27 экранов («монстр для путешествий»). В запечатленном на пленку выступлении в Лиссабоне принимают участие огромный хор и ансамбль из семи флейтистов, а также многие другие музыканты, которые играют на изготовленных на заказ инструментах на огромной, напоминающей лес, сцене, где разворачивается история природы, «алхимических мутаций» и исцеляющего сердца.
«Я пошла к Дереку [Биркетту], моему менеджеру, и сказала: «Слушай, я собираюсь заняться цифровым театром, и это будет самая экстравагантная, яркая вещь, которую я когда-либо делала, и я, вероятно, сделаю это только один раз», — говорит она. Биркетт был ее менеджером более 40 лет, и она описывает их вместе как «старых панков». В финансовом отношении такая схема была ограничительной; она платила за это, время от времени устраивая оркестровые выступления своих работ. Теперь, когда Cornucopia закончился, все излишества были изгнаны. «Я могу вернуться к чему-то более гибкому, более похожему на трубадура, более простому. Очень гламурно сказать: «О, мне нужно 50 человек, чтобы исполнить песню», но также очень гламурно сказать: «О, на самом деле мне это не нужно»».
В 2011 году, когда Бьорк выпустила свой седьмой альбом Biophilia, она изменила способ гастролировать. Вместо того чтобы переезжать из города в город каждую ночь, она создала музыкальную резиденцию и оставалась в одном месте неделями. «Основы стали более гибкими», — объясняет она. «Может быть, будучи женщиной, или матриархом, или кем-то еще, я стараюсь сделать так, чтобы люди действительно могли жить. Я осторожно боролась, с подросткового возраста, с этим мачистским способом организации фильмов и туров. «О, давайте теперь работать по 18 часов в день, каждый день, пока всех не стошнит». Я всегда хотела сосуществовать. У вас может быть личная жизнь. У вас могут быть ваши дети. У вас могут быть ваши партнеры. Я не говорю, что я преуспела», — говорит она, смеясь, «но, по крайней мере, я пыталась создать мир, который более открыт для таких вещей».
В своем последнем альбоме Fossora в песне Fungal City Бьорк поет о позитивном взгляде на мир: «Живой оптимизм — это и моя вера». Является ли она оптимисткой по натуре? «Я бы сказала, что в кругу друзей я оптимистка. Я играю эту роль, но это не значит, что у нее нет своей тени». В любом кругу друзей, добавляет она, есть разные архетипы: целитель, ученый, пессимист.
«Но, конечно, все не так черно-бело. Иногда у людей, которые больше похожи на персонажей Поллианны, есть тень. И я думаю, то же самое с пессимистами — у них есть свет. В те редкие моменты, когда что-то действительно получается, они очень приятно счастливы. Я думаю, что внутри нас есть все стороны, даже если одна из них преобладает, в том, как мы используем свет или ориентируемся в мире».
В течение многих лет Бьорк делила свое время между Лондоном, затем Нью-Йорком, и Исландией. Но в 2019 году она продала свою квартиру в Бруклине и теперь постоянно живет в Исландии. «Я всегда была больше в Исландии, но моя дочь заканчивала школу в Бруклине». В ноябре Бьорк исполнилось 59 лет. Ее дочери, Исадоре Бьяркардоттир Барни, сейчас 22 года; ее сыну, Синдри Элдону Торссону, 38 лет. «С каждым годом я все меньше бывала в Бруклине. Это было постепенное исчезновение, лет 10 или около того». Думает ли она, что Рейкьявик теперь ее место навсегда? «То есть, я так думаю. Я всегда жила там на 60%, так что для меня я никогда не отдалялась от этого. Когда я там, я не общаюсь с прессой и не хожу ни на какие открытия. Я просто живу очень тихой, скромной жизнью. Поэтому люди обычно не знают, что я там тоже». А ее что-то другое соблазняет? «Очевидно, дело в людях, которые там живут. Но также, может быть, мы в этом и едины, но я думаю, что Великобритания и Исландия не очень приятны в зимние месяцы». Она смеется. «Приятно разлучаться. Думаю, многие исландцы так делают, чтобы быть похожими на перелетных птиц. Но исландское лето идеально. Это лучшее место на земле».
На родине Бьорк — политический активист, а также артист. Среди многих других причин она протестовала против возвращения коммерческого китобойного промысла в Исландии, против продажи компании по геотермальной энергии канадской фирме, против освоения дикой природы для энергетической инфраструктуры и против промышленного рыбоводства. В 2023 году она выпустила сингл с испанской певицей Розалией, чтобы собрать деньги и привлечь внимание к последнему, но ранее она говорила, что предпочитает разделять свою музыку и свой активизм. Она все еще так считает? «Да, на самом деле. Я имею в виду, я думаю, что, возможно, это воспитывается хиппи», — говорит она.
Ее родители развелись, когда она была маленькой, и ее покойная мать, Хильдур Руна Хауксдоттир, феминистка и активистка по защите окружающей среды, забрала ее жить в общий дом, похожий на коммуну. «Для меня, слушая музыку с действительно заряженными текстами, я думала: хм, не думаю, что это место для этого. Так что для меня это довольно отдельно. Но, как и все, я устанавливаю себе правила, а затем, очевидно, мне нравится их нарушать». Она упоминает Declare Independence, шумный релиз 2007 года о колониальном правлении.
«Это было то, что я нарушила свое правило, но отчасти это было юмором. Большинство людей связывают музыку протеста с Вудстоком, акустическими гитарами, бабочками и чем-то действительно нежным. Но Declare Independence была полной противоположностью».
Думает ли она, что люди понимают ее юмор? «Я думаю, что мое чувство юмора, вероятно, очень скрыто. С моими друзьями они бы сразу увидели, что большинство моих работ имеют юмористическую сторону, и это также я высмеиваю себя, это точно». Ее первый настоящий сольный альбом Debut вышел только в 27 лет, в 1993 году. «Что довольно поздно для авторов-исполнителей. Может быть, это просто из-за того, что я интроверт-Скорпион, быть таким нарциссом казалось мне плохой идеей». Шутка проявляется в некоторых из ее самых известных и драматичных песен; и Isobel, и Bachelorette «являются своего рода странными насмешками над королевой драмы, которая по сути является знаменитостью».
Она говорит, что смотрит комедии все время. Например, что? «Сейчас я смотрю Трикси Мэттел и Катю. Они такие дрэг-квин, они делают эту импровизированную комедию по телевизору, они просто болтают, и они также делают подкасты. Я также всегда стараюсь следить за тем, что происходит в Англии, потому что вы, ребята, мастера комедии. Всегда есть что-то забавное, что-то, что вы делаете». А когда она сама становится объектом пародии? За эти годы появились комедийные скетчи с пародиями на нее, от French & Saunders до Saturday Night Live . Узнает ли она себя в них?
«Я имею в виду, что меня это не так уж и беспокоит. Я довольно толстокожая. Катя, которая является моей подругой, она сделала меня в Snatch Game [в RuPaul's Drag Race], и я думаю, что это было уморительно. Так что, очевидно, если это более умно и, немного более, как бы, продуманно, я больше за это».
Bjork
Бьорк выпустила 10 студийных альбомов как взрослая сольная исполнительница, каждый из которых уверенно стоит на своей собственной идентичности. Она редко, если вообще когда-либо, повторяется, визуально или по звуку.
«У меня кружится голова, когда я смотрю на них, но посмотрите на тексты песен. Я определенно поделилась своими тенями и своей тьмой. Я чувствую, что была довольно честна с темными вещами, жалостью к себе и тому подобным. Но я также пыталась задокументировать более оптимистичную или игривую сторону своего характера. А музыка — это празднование. Вы слушаете фаду [традиционный меланхоличный португальский стиль музыки] и плачете, если у вас тяжелый год, но я действительно восхищаюсь культурами, такими как Аргентина, с танго, где вы можете танцевать до 100 лет. Музыка — это такая праздничная вещь, особенно когда люди переживают трудные времена. Здорово иметь возможность просто подумать: «К черту все это».
Недавно Бьорк сделала ремиксы своих старых альбомов для Dolby Atmos, технологии объемного звука. «Было странно сидеть в одном кресле и в течение недели слушать их все подряд, чего я никогда не делала». Она извиняется за длинный ответ, но более пяти минут говорит о том, делает ли она поп-музыку или нет. «В каждом моем альбоме всегда были песни, которые не пытаются понравиться. И всегда есть песни, которые больше... „О, это сахар“. Я сама люблю поп-музыку, но я никогда не делала музыку, которая была бы просто полностью коммерческой. Это никогда не было моей целью». Она работает со многими из тех же людей с 1990-х годов, говорит она. «Люди, которых я считаю креативными и очень... Я даже не знаю, как это назвать, левее центра?» Она говорит, что на ее пластинках всегда есть более попсовые песни.
«А потом у вас были песни, которые были записаны в каком-то туалете или где-то еще, — смеется она. - Иногда меня немного сбивает с толку, когда люди думают, что я была очень попсовой, а потом в какой-то момент перестала быть попсовой. Это не так».
Когда Бьорк смотрит на мейнстримную поп-музыку сегодня, мне интересно, видит ли она кого-нибудь и узнаёт ли она хоть какое-то чувство себя в 1990-х, когда она была мейнстримной поп-звездой, пусть и не совсем намеренно?
«У меня есть слепое пятно на себе, слава богу. Большинство людей не видят себя, какими они являются, в контексте мира. Поэтому мне действительно трудно сравнивать себя с другими людьми. Я увижу какую-нибудь старую фотографию себя и скажу: «О, ничего себе!» Я удивлен так же, как и все остальные. Я знаю, каково это — изнутри наружу, а не снаружи внутрь, если это имеет какой-то смысл?»
Громко звонит телефон, на этот раз настоящий. Бьорк говорит о Smekkleysa (Bad Taste), звукозаписывающем лейбле и магазине в Рейкьявике, который она помогла открыть, когда была подростком, и о новом поколении, которое появилось благодаря этому. «Они помогают нам с большой энергией, весельем и всем гениальным», — говорит она. «Это все еще DIY, сделать плакат своими руками, ой, извините, мне нужно...» Телефон продолжает звонить. «Да, мне нужно бежать», — говорит она. «Мне жаль». И вот так черный квадрат исчезает.
Комменты