Направляясь на этот концерт пианиста Сергея Кузнецова, я не собирался писать на него рецензию: ведь совсем недавно написал про концерт этого пианиста 20 мая в Малом зале консерватории, где второе отделение было идентичным концерту в Кусково: «Арабески» и «Крейслериана» Шумана. Но то, что было услышано, заставило меня пересмотреть свою позицию.

Я утверждаю, что исполнение программы концерта Сергеем Кузнецовым было выдающимся явлением завершающегося концертного сезона 2012/2013 гг. Я слушал этот концерт на фоне клавирабенда Григория Соколова, на котором присутствовал в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии 30 июня – т. е. всего за два дня до концерта Кузнецова. Соколов произвёл на меня очень сильное впечатление. Очевидно, что фон пианиста, которого многие отечественные и зарубежные критики числят № 1 в мировой фортепианной табели о рангах, мягко говоря, – не самый выигрышный для любого пианиста. Тем более, что у обоих в программах первого отделения значился Шуберт. Смею заявить, что Сергей Кузнецов не потерялся и на таком ярчайшем фоне.

В первом отделении концерта в Кусково прозвучали соната «Arpeggione» для фортепиано и виолончели (Екатерина Антокольская – виолончель) и Фантазия фа минор для фортепиано в четыре руки (транскрипция для двух рук С. Кузнецова).

Не буду анализировать исполнение «Arpeggione» – слишком разный масштаб исполнителей. Отмечу только, что фортепианная партия была исполнена Сергеем Кузнецовым великолепно, тактично и с отменным вкусом. Ни разу пианист не заглушил виолончелистки. Динамический баланс был безупречен. Правда, и сама партия рояля здесь, как и во всех камерных сочинениях Шуберта, не только не уступает инструментальной или вокальной (в Lieder), но порой и более интересна.

Я уже слышал двуручное переложение Кузнецова этой фантазии Шуберта на концерте в Малом зале консерватории в марте 2011 года, но опять восхитился его мастерской транскрипционной работой. Потерь по сравнению с четырёхручным вариантом я не услышал. Её исполнение оба раза было блистательным, насколько это было возможно на том рояле, на котором Кузнецов играл в Кусково. Сейчас там стоит рояль марки «Boston», приобретённый музеем. Это кабинетный рояль, выпускаемый по дизайну и заказу Steinway то ли в Южной Корее, то ли в Китае. Инструмент совершенно новый и не разыгранный – на нём выступали раз восемь. Звучит рояль неплохо, но его механика неровная и требует регулировки опытным настройщиком. Особенно в верхнем регистре.

Надо отдать должное Кузнецову в преодолении трудностей незнакомого и при этом не самого лучшего инструмента. Он впервые опробовал его где-то менее часа до начала концерта и всё-таки сумел подчинить своей воле. Кстати, умение выглядеть достойно на любом инструменте — это одна из составляющих мастерства пианиста.

«Арабески», так же как и в МЗК, были исполнены очень тонко: всё держалось на полутонах и на множестве градаций piano и mezzo forte, создавая прихотливый рисунок пьесы.

Зато разительно отличалось исполнение «Крейслерианы». В МЗК этот самый сложный для интерпретации шумановский цикл прозвучал заметно остранённо, герметично и может быть даже холодновато. То исполнение не захватило ни исполнителя, ни слушателя, оставляя их как бы сторонними наблюдателями. Зато в Кусково исполнение «Крейслерианы» было очень личностным, эмоциональным. Сергей Кузнецов был в этот раз очень открытым, захватил зал своей страстностью и подчинил своей вырвавшейся на простор эмоциональности. Здесь вовсю развернулась гофмановская фантазия, вложенная в образ капельмейстера Крейслера, и воплощённая в звуках. Такому исполнению есть своё название: это было откровением!

«Крейслериана» была блистательно исполнена Кузнецовым и чисто пианистически – он применил широчайшую палитру фортепианных красок. Оглядываясь на свою не бедную событиями концертную жизнь слушателя, я пришёл к выводу, что это исполнение «Крейслерианы» Сергеем Кузнецовым было, вероятно, наилучшим из слышанных мной вживе.

На бис Кузнецов великолепно и тонко исполнил пьесу «Ночью» из «Фантастических пьес» Шумана. Во время исполнения символично погасла лампа, освещавшая пианиста, и он доигрывал пьесу в сумерках. (Хорошо, что не взорвалась, как над Юрием Фавориным в Камерном зале Дома музыки.)

Небольшой зал слушал и Шумана, и даже склонного к длиннотам Шуберта как заворожённый. А ведь зал расположен на окраине Москвы — и вряд ли состав публики был элитарный и привыкший к восприятию двух отделений романтической музыки. И, тем не менее, во время исполнения в зале стояла мёртвая тишина. Слушали превосходно. Такую атмосферу в зале может желать любой исполнитель. А старинные люстры, паркет, зеркала, плафон в аллегорических росписях и лепнина двухсотлетней усадьбы, с высокими окнами, распахнутыми в этот тёплый вечер на роскошный парк с газонами, белыми античными статуями и тенистыми аллеями! Идеальная атмосфера для вдохновенного романтического рояля…

Жаль только, что слушателей этого событийного концерта, который не записывался даже на любительскую камеру, было всего 65 человек, из которых мало кто отдавал себе отчёт в масштабе музыкального события, свидетелем которого им довелось быть. Да и откуда было бы взяться публике – рекламы этого очень интересного цикла не было практически никакой. Вдобавок концерт состоялся в выходной день музея. Будь он в его обычный день, аудитория могла бы быть пошире – на концерт наверняка осталась бы часть посетителей парка и музея.

Последний концерт цикла состоится во вторник, 9 июля. Пианист Андрей Гугнин исполнит произведения Бетховена (соната № 21 «Аврора» и Фантазия) и Брамса (вариации на темы Генделя и Паганини).