Ответ на этот вопрос дает уникальная история жизни и творчества американца Норберта Родкинса – первого директора АО «Граммофон» в России (1899-1904 гг.).

В 1898 году любители музыки в России познакомились с модной новинкой – граммофоном и пластинками. Понимая огромный потенциал российского рынка, изобретатель граммофона Эмиль Берлинер пригласил в Лондон артистов из России и сделал в своей студии первые записи на русском языке. Участником этих сессий был некто Рубин (Макс Рубинский) - баритон, певший, как говорили современники, с «нерусским акцентом». Его репертуар состоял из самых популярных мелодий того времени: «Вот мчится тройка удалая», «Нищая», «Слеза мой взор туманит», «Солнце низенько», «Ночью вдвоем», «Не для меня придет весна», «Калинка», «Марсельеза» и «Боже, Царя храни». На самом деле это был не русский артист, а американец Норберт Родкинсон (Rodkinson, Norbert Mortimer). Его участие в записях преследовало особые цели. Проходя все этапы работы над пластинкой, знакомясь с артистами и продюсерами, он готовился стать не звездой русской сцены, хотя у него для этого были все необходимые данные, а занять пост первого директора Общества «Граммофон» в России.

Н.М. Родкинсон

Норберт Родкинсон родился 13 ноября 1873 года в Северо-Американских Соединенных Штатах в городе Батон-Руж (Baton Rouge), штат Луизиана. Его отец Майкл Родкинсон, эмигрировавший в Америку из России был великолепным знатоком древне-еврейского языка. Именно он предпринял громадный труд перевода Талмуда на английский язык, за что был удостоен на новой родине золотой медали. Суровый, быстро освоившийся с бытом практичных янки, Родкинсон-старший с самых малых лет поставил своего сына лицом к лицу с жизнью. Всесторонне одаренному мальчику еще не было 13 лет, когда он вынужден был покинуть отцовский дом и самостоятельно добывать себе пропитание. О матери Норберта Эмилии «Emily/Amelia GIFFIN b.» известно лишь то, что она была набожной домохозяйкой за спиной своего знаменитого супруга.

Первый самостоятельный кусок хлеба Родкинсон-младший стал зарабатывать в качестве «боя» в одной из гостиниц своего родного города. Этот период его жизни был омрачен ни одной минутой душевного одиночества и физического утомления. Безотрадную жизнь Норберт скрашивал образованием, которому предавался с увлечением, посвящая ему все свои короткие часы досуга. Потом был переезд в Вашингтон, где юноша учился в средней школе. Страсть к знаниям и любовь к музыке привела Родкинсона в «Ли-колледж» в Фредериксбурге (штат Вирджиния), а затем и в «Университет Цинциннати», который он блестяще окончил с медалью.

Суровая школа жизни американцев принесла Норберту Родкинсону громадную пользу, закалила характер, наделила выдержкой и настойчивостью. В университете, среди прочих дисциплин, он изучал и нечужой ему русский язык, а также брал уроки вокала - именно эти занятия коренным образом изменят в будущем всю его судьбу

Получив столь желанное высшее образование, Родкинсон посвящает себя литературному делу и журналистике. В те годы его имя можно было встретить на столбцах известных американских изданий, в том числе и в газете New York Times, где он начинал свою карьеру. В это время Норберт активно помогал своему отцу в работе по переводу Талмуда. Во время испанско-американской войны он работал военным корреспондентом, проявляя чудеса отваги и смелости. Очередное редакционное задание, (1898) отправившее Родкинсона в путешествие по Европе, не сулило каких либо перемен, но в Берлине он совершенно случайно знакомится с главным директором-распорядителем Общества «Граммофон» Теодором Бирнбаумом.

Недюжинный ум, знание языков, в том числе и русского, а также выдающиеся музыкальные способности Родкинсона, при исключительно приятной внешности, сразу расположили в его пользу нового шефа, который предложил молодому американцу должность личного секретаря. В этом качестве Родкинсон получает возможность не только гораздо больше зарабатывать, но и показать патрону все свои природные дарования и чисто американский склад ума и характера. Должность позволяла разобраться в новом, развивающемся граммофонном бизнесе и продвинуться по служебной лестнице. Собственно с этого момента начинается его головокружительная карьера. Менее чем через год работы (1899) Бирнбаум назначает Родкинсона на ответственный пост одного из главных руководителей компании «Граммофон» для Германии, Швеции, Норвегии и России. Он отправляется в столицы этих государств, для налаживания нового дела: Родкинсон всегда в дороге где-то между Берлином, Ганновером, Осло, Стокгольмом и С.Петербургом.

Для записи великих музыкантов, требовались большие финансовые вливания, поэтому в 1900 году Берлинер, на базе «E. Berliner’s Gram ophone Co.», создает акционерное общество с ограниченной ответственностью «The Gramophone and Typewriter Ltd». Кроме привлечения к звукозаписи ярчайших звезд мировой оперной сцены в планы компании входило также создание в развитых странах 13 дочерних компаний (Sister Companies). Особая ставка делалась на Россию, поскольку именно с шестой части суши приходило больше всего заказов на пластинки и граммофоны. Теодор Бирнбаум серьезно подошел к делу: придумал специальный товарный знак «Русский купидон» («Пишущий Амур»), подготовил своего надежного человека, знающего русский язык, русские песни и загадочную русскую душу. Все было готово для массированного граммофонного похода на Восток.

В конце 1900 года Норберт Родкинсон, которому только исполнилось 27 лет, назначается директором российского филиала и переезжает в С.Петербург. Перед ним - огромная страна, в которой он уже не чувствует себя чужим человеком и море работы.

На первом этапе торговать было практически нечем: в каталогах Общества значился всего один тип граммофона стоимостью в 50 рублей и чуть больше 100 наименований пластинок с записями русских артистов, включая самого Родкинсона, продававшихся в то время по 2 рубля за штуку.

В январе 1901 года Акционерное Общество «Граммофон» негласно открыло свою деятельность в России. Норберт уже давно понял, как делаются дела в Российской Империи. Пригодились и прежние контакты: свои люди помогли ему установить деловые отношения с Министерством финансов, Департаментом торговли и мануфактур, купеческой управой. Уже первый шаг, связанный с регистрацией компании, показал широту мысли «пионера русской грамзаписи». Договорившись с нужными людьми, Родкинсон ограничился регистрацией вывески, что позволило обойти законоположение об утверждении правительством условий деятельности иностранного акционерного общества, каковым являлась компания «Граммофон». Не менее интересными оказались и организационные формы его работы. Говоря современным языком, Родкинсон зарегистрировал индивидуальное частное предприятие (ИЧП) и стал его единоличным хозяином. Самое любопытное, что вывеску Общество «Граммофон», уже как свое ИЧП, он умудрился внести во все официальные документы. Таким образом, торговая марка была утверждена правительством.

Решив формальности с регистрацией, Родкинсон занялся расширением репертуара, так как именно в этом видел свою главную задачу. Практичный янки оперативно провел рыночное исследование - организовал опрос покупателей, в процессе которого получил список исполнителей и произведений, которые публика хотела видеть на прилавках. Затем начались большие записи с приглашением артистов, для осуществления которых в Россию приезжали лучшие техники Эмиля Белинера - Фред Гайсберг и Синклер Дарби.

«Нашим агентом в России был Макс Рубинский (Родкинсон) - хорошо образованный сын российско-американского раввина. Макс был хорош собой и неутомим в любви и в бизнесе. Две эти страсти поглощали его полностью. Он утверждал, что хорошо говорит по-русски, но при этом так сильно заикался, не сумел меня в этом убедить. Сочетание американских и российских деловых методов, привнесенных им в практику работы, показали чудеса изобретательности, которые удивили даже закаленных польских и русско-еврейских дилеров старой Российской Империи». (Из воспоминаний Фреда Гайсберга)

Понимая роль специалистов, от которых во многом зависели будущие продажи пластинок, Родкинсон окружал их особым вниманием: лично встречал на вокзале, катал по городу на дорогих автомобилях, водил в шикарные рестораны. Зимой они ходили на каток, где восхищались русскими девушками в дорогих мехах, а летом любовались белыми ночами, совершая лодочные прогулки по каналам С.Петербурга.

Внимание к техникам и конечно же, артистам, не прошли даром: вскоре каталог пополнился записями таких звезд того времени как Николай Шевелев, Петр Невский, Василий Шаронов, Андрей Лабинский, Максимиллиаiн Максаков, Иоаким Тартаков, Николай Северский, и др. Репертуар поражал широтой и разнообразием. Был в списке и некий баритон Макс, блестяще исполнивший такие хиты как: «Пара гнедых», «В душе моей зима царила», «Куплеты Торреадора» из оперы Бизе «Кармен», «Арию Гремина» из оперы П.И.Чайковского "Евгений Онегин", «Песню Варяжского гостя» из оперы Н.А. Римского-Корсакова «Садко», Песню Варлаама из оперы М. П.Мусоргского «Борис Годунов» и др. Загадка разрешилась просто: Максом оказался Норберт Родкинсон, взявший себе новый псевдоним. Он не только правильно выбрал для себя произведения, опираясь на результаты рыночного исследования, но и великолепно исполнил их в студии, не забыв выписать себе приличный гонорар. Эти пластинки имели на рыке колоссальный успех, особенно у молодых женщин, влюбленных в голос загадочного Макса.

Через 6 месяцев это новое в России предприятие нельзя было узнать. К увеличенному репертуару пластинок добавился каталог из 10 типов самых разнообразных граммофонов. Производство записей, тиражирование граммофонных пластинок и коммерческие операции велись в нарастающих масштабах. В Лондоне были одушевлены первыми успехами и ждали от Родкинсона уже не просто увеличения оборота, а работы с настоящим русским размахом.

Спрос на граммофоны и пластинки в России был так велик, что Ганноверская фабрика не успевала исполнять и половины всех заказов, на чем терялись огромные деньги. Кроме того доставка пластинок в Россию задерживала получение товара. По этим причинам Общество в 1901 году приступило к строительству в Риге специальной фабрики в судьбе которой Родкинсон принимал самое активное участие. И здесь в полной мере проявился его административный талант: он сумел оформить это новое предприятие как «Отделение фабрики пластинок русского репертуара» основного завода компании «Граммофон» в Ганновере, серьезно сэкономив на выплатах и налогах.

Фабрика была открыта в 1902 году и изготовляла не только все записи русской музыки, но и диски известных европейских артистов, которые находили себе сбыт в Империи. Это было современное предприятие, оснащенное новейшим оборудованием для производства грампластинок и граммофонов. Теперь в разговорах с чиновниками, Родкинсон подчеркивал, что все записи, продаваемые Обществом в России, изготовлялись русскими рабочими, причем 90% изделий составляли произведения русской музыки в исполнении лучших русских артистов. Перенос производства дисков в Россию позволил существенно увеличить обороты. Теперь компания, под предводительством молодого американца могла удовлетворить абсолютно все запросы покупателей.

К пуску фабрики Родкинсон сумел собрать вокруг «Граммофона» лучшие артистические силы России. Им были подписаны эксклюзивные контракты с солистом Его Императорского Величества Николаем Фигнером и его женой Медеей, артистами Императорской оперы Федором Шаляпиным и Леонидом Собиновым. Среди артистов-сотрудников Общества «Граммофон» в России значились такие выдающиеся мастера сцены как А.М.Давыдов, Г.А.Морской К.Т.Серебряков, Р.Ф.Бернарди Д.Х.Южин. Лучшая половина артистического сообщества была представлена М.А.Михайловой, Л.Н.Брагиной, А.Д.Турчаниновой и др. звездами.

Договариваться с главными артистами Империи было непросто, но Родкинсон находил подход к каждому: видя успех, записанных им пластинок, ему доверяли, а он знал слабые места ранимой звездной души. Выдающиеся певцы отдавали предпочтение именно его компании, поскольку только она имела возможность платить максимально высокие гонорары. Благодаря интенсивной работе со звездами, к концу 1902 года на рынок было предложено 1500 наименований пластинок русской записи и 7500 иностранных.

Публика была в восторге: если кто-то желал получить русскую народную музыку – она была в каталоге "Граммофона", а если кого-то увлекала еврейская духовная музыка, то оказывалось, что Родкинсон заключил договоры со всеми видными канторами в Российской империи - не зря же он помогал отцу переводить Талмуд. От гимна, до юмористических рассказов, от избранных оперных арий до цыганских романсов – таков был репертуар пластинок того времени. Для решения важных задач Родкинсон использовал в качестве подарка свою пластинку с записью гимна Российской Империи (Боже, Царя храни). На чиновников диск оказывал гипнотическое воздействие - вопросы решались без проволочек.

Получайте музыкальные новости первыми в Telegram!

Совершив настоящий прорыв в области репертуара, Родкинсон занялся рекламой. Будучи журналистом, он прекрасно понимал роль печатного слова в новом деле. Специально для этих целей, при его участии в С.Петербурге был организован выпуск первого специализированного журнала «Граммофон и фонограф», на страницах которого размещались рецензии на пластинки, либретто и статьи на актуальные темы. В одном из номеров журнала была размещена фотография Родкинсона и его краткая биография, в которой ни слова не говорилось о его вокальных способностях.

Одним из ближайших его соратников был профессор Ипполит Павлович Рапгоф, с которым он познакомился еще на первых записях. Отношения двух воротил шоу-бизнеса с амбициозно-авантюрными наклонностями были очень неровные: они могли быть то лучшими друзьями, то злейшими врагами. У неприязни Рапгофа к Родкинсону была масса причин. Самая известная и скандальная история связана с записью голоса популярнейшей певицы того времени Анастасии Вяльцевой. Сначала контракт с ней подписал Родкинсон, а потом и Ипполит Рапгоф, но уже от имени конкурирующей компании «Зонофон». Диски, практически с идентичным репертуаром, первыми поступили на склад «Граммофона» и оказались на прилавках магазинов. Когда Рапгоф увидел их в продаже, он понял что его «обошли», и сразу же подал иск на Вяльцеву. Суд длился несколько лет, но в силу отсутствия законодательства, так и закончился ничем. Узнав о том, что Рапгоф за его спиной сотрудничает с конкурентами, Норберт сначала хотел разорватьс ним все контракты, потом остыл и передумал, но отношения испортились.

С 1901 года в С.Петербурге работала американская компания «Колумбия», которая активно записывала русских артистов. Главная фабрика фирмы располагалась в США – в городе Бриджпорт (штат Коннектикут). Как следствие, у компании существовала проблема с доставкой пластинок, и Родкинсон смотрел на их работу спокойно. Для нейтрализации другого конкурента - «Международной компании Зонофон», построившей свой завод в Риге, был разработан специальный план поглощения.

Еще в 1901 году, когда «Зонофон» только готовился начать свои операции в России, ближайший соратник Родкинсона Ипполит Рапгоф «помогал» Берлинским начальникам (Прескотту) найти состоятельного инвестора, который мог бы купить монополию «Зонофон» на Россию. Все переговоры проходили с обильной поставкой водки и закуски. Каждый из потенциальных покупателей, оказавшись в такой компании, серьезно задумывался о последствиях подобного начинания, быстро падал духом и сбегал от греха подальше. После отчаянных попыток найти человека с серьёзным капиталом, выбор остановили на некоем г-не Шарлахе, который торговал в С.Петербурге металлической посудой – судьба компании «Зонофон» была предрешена. Шарлах, не имеющий ни малейшего представления о музыкальном бизнесе, возымел мечту конкурировать с Обществом «Граммофон» и начал продавать низкокачественный товар по неимоверно высоким ценам. За короткое время он умудрился испортить отношения со всеми своими клиентами и оказался в роли ответчика на суде за отказ выполнять условия контракта со своим Берлинским патроном. В марте Бирнбаум и Родкинсон, пользуясь трудной ситуацией в компании, перекупили «Зонофон» со всеми филиалами, отделениями и фабрикой.

При слиянии двух производств в одно Общество «Граммофон» увеличило свои склады и контору в С. Петербурге, поместив их в громадном помещении на Морской улице, 49. Самое интересное заключалось в том, что Родкинсон, под псевдонимом Макс, умудрился выпустить на конкурентной компании две пластинки: Неаполитанскую песню «Слеза» и каватину Лукреция Борджиа (Доницетти) и получить там свой исполнительский гонорар.

Непрерывное увеличение репертуара, расширение производства и развитие инфраструктуры за два года деятельности (с 1901 по 1903) создало громадное дело. В Лондоне начинали понимать, что ситуацию в России нужно как-то регулировать и соответствующим образом оформлять. Весной в С.Петербург прибывают директора из английского офиса компании. Основная цель их приезда – проверка работы Родкинсона и учреждение акционерного общества по типу европейских филиалов. В С.Петербурге гостей встречают по высшему разряду: к их услугам прикормленные чиновники, лучшие гостиницы, рестораны и магазины. Все понимают - у Родкинсона деньги есть. Переговоры и встречи организованные в столице, проходят очень конструктивно. Родкинсону удается оперативно решить все самые сложные вопросы.

Начиная со 2 мая 1903 года Английскому акционерному обществу под названием «Общество граммофон и пишущая машина» (The Gramophone and Typewriter, Limited) было де-юре разрешено открыть действия в Империи по устройству и эксплуатации в Риге и других местностях фабрик для производства граммофонов, пишущих машин и принадлежностей к ним, которые давно работали де-факто. Основной капитал 600.000 фунтов стерлингов был разделён на 600.000 акций. В Лондоне вздохнули с облечением – ИЧП Родкинсона положен конец: теперь их филиал в России имел точно такой-же статус, как и немецкое, французское и итальянское отделения. На все обвинения, которые периодически появлялись в печати о незаконности существования Общества «Граммофон в России», под вывеской которого действовал Родкинсон, можно было не обращать никакого внимания. В ноябре того же года АО «Зонофон» возобновило свою деятельность, но уже как подлейбл АО «Граммофон» - конкуренции был положен конец. Родкинсон удержался на престоле: его хозяйство существенно расширилось, положение на рынке утвердилось, а выросшие обороты сулили самые оптимистические прогнозы развития бизнеса. Теперь прибывающие в С.Петербург инженеры, производили записи уже для двух обществ под единым руководством. Записи «Зонофон» теперь ничем не отличались от «Граммофон» по качеству, но стоили по-разному: «Зонофон» – 2 руб., а общества «Граммофон» – 2 руб. 50 коп. Пресса недоумевала: «Чем можно объяснить такую разницу в цене одинаковых пластинок разных обществ, находящихся в одних руках?» Это был маркетинговый ход, призванный расширить объемы продаж пластинок.

Напряженный рабочий ритм, жизнь среди звезд, бесконечные переезды и переговоры требовали от Родкинсона огромного напряжения душевных и физических сил, которые он восстанавливал в дорогих ресторанах и на кутежах в кругу избранных приближенных. Следующей заботой Родкинсона стало формирование сети общероссийской дистрибьюции. Под его руководством в крупных городах России, Сибири, Кавказа и Царства Польскаго (входившего тогда в состав России) появились представительства и филиалы. Крупнейшие отделения работали в Москве, Нижнем Новгороде, Омске, Ростове на Дону, Киеве, Харькове и Одессе. За весь 1903 год Родкинсон, снова под псевдонимом Макс, напевает около 50 номеров и снова выписывает себе приличный гонорар. Несколько его пластинок становятся мегахитами и вызывают на рынке настоящий ажиотаж: «Люблю тебя», «Под душистою веткой сирени», «Я не могу ее забыть» красноречиво говорят о душевном состоянии артиста и бизнесмена - Родкинсон женится.

В 1904 году у Родкинсона на финансовой почве произошел очередной серьезный конфликт с Ипполитом Рапгофом, в результате которого последний был вынужден уйти из компании. Расстаться с таким ценным специалистом, с которым он начинал свою работу, было не просто, но Родкинсон непреклонен. Твердость была одной из важных черт его характера, которая проявлялась во всем, что касалось дела, будь то кадровые решения или написание грозных писем о недобросовестной рекламе в журнале «Граммофон и фонограф».

С первого сентября Родкинсон существенно снимает цены на граммофоны от 20 до 40 процентов – этот экономический шаг призван расширить круг покупателей грампластинок. В этот же день Родкинсон открывает в С. Петербурге стационарную, студию звукозаписи. Теперь нет нужды принимать техников из Лондона – записи делают местные звукорежиссеры, но курирует их работу лучший специалист этого дела - английский инженер Фред Гайсберг. В новой студии Макс-Родкинсон записывает шлягеры, названия которых говорят сами за себя: «Ночи бессонные», «Я люблю вас так безумно», «Везде и всегда за тобою», «Не развеять мне грусти тяжелой», «500 000 чертей», «Я вновь один»,- Родкинсон чувствует, что он сделал в России все, что было задумано и даже больше. Он создал в Империи новый музыкальный бизнес и сумел хорошо на этом заработать.

Его называл злым гением граммофона за умение надевать хомуты на звезд сцены. Благодаря различным комбинациям он умел выжимать из них все соки. Достаточно сказать, что такие крупные величины, как Южин, Бернарди, пели по 10 рублей, а знаменитому Собинову платили за романс по четвертному билету! Можно себе представить, как «любили» Родкинсона артисты и покупатели, когда он, будучи в очень хорошем расположении духа, протягивал вверх два своих директорских пальца, изображая из себя, по крайней мере, герцога Каломбершского. Но деваться было особо некуда - в те годы рынок принадлежал АО «Граммофон».

Почувствовав себя у кормила неограниченной власти, он быстро вошел во вкус хорошей жизни, дорогих гаванских сигар, серебряной посуды и дорогих подарков. Вполне возможно, что Макс не был таким уж коррупционером, просто виной всему было его заикание. На переговорах с клиентом он осторожно упоминал о том, что у его жены был недавно день рождения, а заканчивал тем, что условия кредитования для определённого дилера могли бы быть помягче, если конечно он не д- д -д -д -д. Дилер, не дожидаясь конца фразы, выбегал к ближайшему ювелиру, чтобы вернуться с бриллиантовой брошью или золотыми часами, а также открыткой с надписью “Много счастливых дней!”. В итоге, условия предоставления кредита оказывались в прямой зависимости от чистоты бриллианта или веса золотых часов.

Он порой играл все понимающего мецената, но приглашал артистов на запись, руководствуясь далеко не платоническими взглядами. Пребывая во главе крупнейшей музыкальной фирмы, он проявлял силу воли и неутомимую энергию, которые ему обеспечили победоносный путь к успеху. Обаятельная личность Норберта Родкинсона пользовалась в граммофонных кругах известностью и уважением.

Фред Гайсберг вспоминал, как однажды Родкинсон, встретив его на пороге своей квартиры сказал: «И-и-и-дите сюда, Фред!. Я хочу Вам кое-ч-ч-ч-то показать”. С этими словами он распахнул дверь своего салона, в котором аккуратно были расставлены множество, серебряных самоваров, хрустальных ваз, золотых портсигаров, корзин с фруктами из оранжерей и изысканных рамок для фото. «Посмотри, Фред», - сказал он, «Это подарки на мой день рождения. Ну разве они меня не л- л- л- любят?»

Действительно, работа в России дала возможность скромному вначале вояджеру, привыкшему жить трудовым поденным заработком, собрать целое состояние и вывести из страны за время своего 4 летнего директорства около 400 000 рублей наличными деньгами и чуть ли не целый вагон серебра из подношений и подарков артистов, покупателей и сотрудников. Доходы Родкинсона формировались из заработной платы, из гонораров за напетые им пластинки, а также из стимулирующих и премиальных выплат, которые использовали музыкальные компании. Так, например, директор получал небольшую фиксированную сумму за каждую выпущенную пластинку и, таким образом, был лично заинтересован в наращивании объемов производства и расширении репертуара. Если принять во внимание, что фабрика в Риге печатала в день до 7500 дисков, то бонус получался значительный.

Родкинсон был ярким и самобытным исполнителем, который записал около 150 музыкальных номеров. Диапазон его творчества был огромный от произведений Чайковского и Бизе до самых чувственных романсов, каторжных и народных песен. Он был прекрасным журналистом, ярким организатором и администратором. В достижении своих целей Родкинсон пользовался политическими, экономическими и творческими методами, использовал PR технологии.

Недруги и завистники называли годы директорства Родкинсона сплошной вакханалией, каким-то угаром, чадом для него самого и его присных. У Родкинсона в России было много друзей, но еще больше недоброжелателей, которые завидовали его разнообразным талантам, карьере, заработкам и положению в обществе, которое он сумел занять.

В конце 1904 года Родкинсон заканчивает свою работу в России и покидает С.Петербург. Вернувшись в Берлин он занимает место своего шефа Теодора Бирнбаума, который уходит на повышение в Лондон. Наряду с музыкальным бизнесом Родкинсон много внимания уделяет биржевым и банковским операциям.

Состоявшись как предприниматель и студийный артист, был ли Норберт Родкинсон счастлив в личной жизни? В 1903 году он женился на Сюзанне Ландау – баварской немке. Она была хороша собой и на год его моложе. При всем внешнем спокойствии и гармонии их союзу были присущи эмоциональные всплески. Они ссорились по мелочам почти каждый день. Однажды г-жа Родкинсон, случайно прочитав письмо Норберта, в котором он посылал поцелуй некоей Мэри из Нью-Йорка, закатила ему настоящую истерику. Ответ был симметричным и не менее эмоциональным. Любая мелочь в их отношениях могла убить любовь, что и случилось спустя шесть лет совестной жизни в 1909 году. Детей в этом браке у них не было.

Второй женой Родкинсона была Карина Маргарет - полячка по происхождению, с которой он познакомился в Лондоне. Свадьба состоялась в апреле 1914 года. Новая избранница была на 9 лет моложе, и этом браке у Норберта также не было детей. Между первым разводом и вторым браком в жизни Родкинсона произошло событие, которое имело большой общественный резонанс и в России и в Европе и в Америке. Шестого января 1912 года телеграф принес из Берлина известие о покушении на его жизнь. Стрелявшей оказалась молодая дама, специально приехавшая из России. В течение нескольких дней она упорно добивалась встречи, от которой Родкинсон всячески уклонялся, видимо чувствуя что-то неладное. Однако настойчивость взяла верх и объяснение все-таки состоялось. В конце разговора дама выхватила из ридикюля браунинг и несколько раз выстрелила Родкинсону в грудь. После этого, направив дуло себе в висок, она одним нажатием курка покончила все свои земные счеты. Раненый тремя выстрелами Родкинсон сумел сохранить полное самообладание, к счастью раны оказались не смертельными. Красавец-мужчина не чуждался женского внимания, поэтому покушение на него сразу же приобрело романтическую окраску любовной истории прежних лет, столь печально закончившуюся для пылкого женского сердца. Покушение широко обсуждалось в прессе по обе стороны Атлантики. За океаном одной из первых об этом написала газета Нью-Йорк Таймс в которой Родкинсон когда-то работал.

С 1913 года по 1927 Родкинсон часто совершает трансатлантические рейсы по одним и тем же маршрутам: Ливерпуль - Нью-Йорк, Лондон - Нью-Йорк и обратно. У него много дел в Европе и Америке. Он вполне мог бы оказаться и среди пассажиров «Титаника», в его печально известном рейсе, но судьба распорядилась иначе. Он не утонул в холодном море, а умер от внезапной остановки сердца. Случилось это 30-ого марта 1927 года, когда он играл в покер на борту Атлантического лайнера Minnewaska, следовавшего из Лондона в Нью-Йорк. Говорят, что смерть застала его со счастливой картой в руке.