Она лишена исторической отсылки, и ее легко можно привязать, в принципе, к любой ситуации изгнания и угнетения. Даниэль Аббадо проводит параллель со случаями религиозной ненависти, существующими на протяжении веков. Но - серые плиты еврейского храма в первом акте напоминают гробницы на Елеонской горе или каменные монолиты мемориала жертвам Холокоста в Берлине (британский дизайнер Элисон Читти), в огромной, на всю сцену, «песочнице» говорят сами за себя. Костюмы середины прошлого века соответствуют той же эпохе.
Удивительно, но песчаная пыль, поднимаемая многочисленной массовкой, ощущалась даже в шестом ряду партера. Сцена оказалась далеко не самым идеальным местом для голосовых упражнений.
Много видеопроекций на задней стене сцены: предполагалось, что это сам Бог наблюдает за людской суетой, однако, этот видеоряд скорее раздражает, нежели увлекает публику. Статичность декораций приводит к странным сценам по отношению к сюжету: например, полная отстраненность Набукко в момент приготовления Фенены к казни, которую он только что со всей страстностью пытается спасти. Или низверженный Идол: эдакий сплетенный из проволоки человечек, разрушаемый толпой так нерешительно и осторожно, что это вызвало хихиканье в зале.
Смешанные чувства вызвала эта постановка оперы, но музыкальные ее ценности - значительны.
В ведущих ролях был задействован преимущественно русскоговорящий состав, поэтому пение было весомым и солидным. Выдающимся исполнение представил нам Александр Виноградов в роли пророка Захария. У него огромный, глубокий голос и богатый, бархатистый тембр. Александр продемонстрировал харизматичный и хорошо настроенный «инструмент», проникающий в темные глубины пророчеств и гибели своего народа. Ему не чужда глубокая лиричность, которая позволила ему разворачивать мелодические линии с удивительной надежностью и плавностью.
В наш вечер Абигайль должна была петь Анна Нетребко, но она не смогла приехать, и ее заменила украинская сопрано Людмила Монастырская (она исполняла эту роль в первом составе). Голос ее - яркий и ясный, богатый и уверенный в нижнем регистре, но тонкий и шаткий в верхнем. Но Абигайль сумела тронуть сердца, когда, умирая, просит отца и сестру о прощении и умоляет о пощаде.
Российская певица Василиса Бержанская в роли счастливой соперницы Фенены привносит более мягкий, интимный тон, привлекательный, но лишенный драматического веса, так же, как и исполнение узбекского тенора Наджмиддина Мавлянова в роли ее возлюбленного Измаила.
Монгольский баритон Амартувшин Энхбат в начале был несколько скован, как мне показалось. Но это скорее вина постановки и режиссера, нежели певца. Сцена его безумия с сокрушительными психологические «взрывами» паранойи была выразительна. Но самое лучшее он оставил напоследок: его лирическое возвращение в четвертом акте, когда он освобождает евреев и просит у них прощения, была исполнена с настоящей страстью и силой, весь регистр был наполнен теплотой искупления и раскаяния.
Многочисленный хор, представленный двумя совершенно разными обществами - евреи и вавилоняне, - на сцене визуально были практически неразличим, но он задал тон всей поставке. Знаменитый Хор еврейских рабов сплотился в центре сцены друг вокруг друга, словно защищаясь. Это могли быть рабы, переселенцы, угнетенные люди любой эпохи. Но их пение, полное воодушевления и драматизма, символизирует веру в грядущее спасение и обновление. Умная визуальная расстановка солистов приподняла этот эпизод до кульминационного, эмоционально-насыщенного размаха.
Дирижер Даниэль Орен, который должен был провести все спектакли «Набукко», заболел накануне, и его в краткий срок заменили на Ренато Бальсадонна, который раньше руководил хором Королевской оперы. Бальсадонна дирижировал оркестром с точностью и роскошью в равной мере. Замечательны были жалобные виолончельные соло, которыми щедро осыпал нас Верди.
Но два спектакля «Набукко» были отменены. Прямая трансляция для кинотеатров состоялась 20 января.
Людмила ЯБЛОКОВА
Фото: Bill Cooper
Комменты