“Надо пойти набиться в гости к “хедлайнеру”, пока у него окно, рассказать про скворчащие в масле, серые, как кардинал, драники”, — подумала я и направилась к гримуборной, которая по здешним меркам единственная считается шикарной — половину крошечной комнаты занимает мягкий диван. А главное, она оборудована санузлом. Валерий Леонтьев был — “В зале прохладно, а на сцене от софитов жара, просто ужас!” — прямо из душа. Шикарная копна мокрых волос лежала приглушенными волнами.
     — Ба, какой халатик! Весь в фауне! О, здесь черные леопарды, еще и жирафик есть! Как здоровско…
     — Да он — старый, истертый, дырка на дырке, но люблю: не могу расстаться! Очень удобная в носке вещь.
     — Понятно. Дырок не вижу, драники ваши спасла, а что в жизни нового? Помнится, когда я в последний раз звонила, вы сказали, что сидите на даче, на куче обрушившейся штукатурки, не можете найти ни полотенца, ни подушки и совершенно не представляете, где будете спать. Закончили наконец ремонт?
     — Слава богу, да! И на даче, и в квартире. Только что толку? Примчался, побегал два дня с вазами и опять на гастроли.
     — Что-нибудь этакое себе напридумывали?
     — Да нет. На даче просто все сделал как надо. Я ведь ее еще в советские времена строил по принципу “чего достал”. А теперь окна поставил нормальные, полы перестелил, всякую там отделку, декор поменял.
     — А в квартире?
     — Сделал второй этаж.
     — То есть купили еще и квартиру сверху?
     — Ну да.
     — И что там у вас теперь — фонтан какой-нибудь?
     — Зачем мне фонтан? Да нет, никаких излишеств. Я там вторую спальню сделал — теперь, если кто из гостей ночевать останется, можно будет хоть положить его по-человечески. Потом кабинет еще оборудовал.
     — Что еще в жизни поменяли?
     — М-м-м… Хотел сказать “мировоззрение”, но нет, пока рано.
     — Вам Путин на этой неделе, насколько я знаю, орден хочет вручить “За заслуги перед Отечеством”, а у вас в это время концерты в Паланге. Как будете выворачиваться? Президента кинете или зрителей?
     — Нет, нет, никого. Все продумано.
     — Зафрахтуете одноместный самолет, сгоняете на один вечер в Кремль, а затем назад — в Палангу?
     — Ну... только не одноместный, а пятиместный.
     — Ясно. Валерий Яковлевич, а зачем вам орден? Соглашайтесь на медаль!
     — Не-е-е-т, пусть будет орден!
     — Надеетесь в общественном транспорте бесплатно ездить?
     — Ой, про льготы я как-то и не спросил.
     — Признайтесь, когда узнали про награду, про то, что президент лично в кремлевские палаты зовет на награждение, что-то в груди дрогнуло?
     — Ну, конечно, приятно, когда замечают! Тем более на правительственном уровне. К тому же в прежние годы я не был обласкан властью. Кстати, первой моей наградой был значок “Отличник культурной работы на селе”, я его в 73-м году получил.
     — Ничего себе! Бережете?
     — Даже и не знаю — при этой моей цыганской жизни кочевой вряд ли и сохранился.
     — У вас наконец-то в сентябре сольные концерты в Москве состоятся. Столько лет не было в столице ваших сольников, и всего-то три выступления планируется...
     — Действительно, три года не давал концертов. Надо было делать новые декорации, оформление.
     — Теперь аншлаг будет страшный. Желающие “Россию” снесут!
     — Не знаю. Уже подзабыли меня, наверное.
     — Не кокетничайте, пожалуйста. Лучше расскажите, чем порадуете…
     — Практически 80 процентов старых песен уже не работают, время-то идет, приходится их менять. Так что для москвичей это будет совсем новая программа.
     Слово за слово, а зрители тем временем текли в зал, заполняя его до отказа и выплескиваясь на те места, которые были отведены для прессы. Охрана заплескивала их обратно.
     К началу выступления на концертной площадке не то что яблоку — семечку упасть было негде, и это при том, что в последние годы редко кто из артистов собирает хотя бы две трети зала. И “хедлайнер” не обманул ожидания публики: завел с полоборота и держал до конца. Люди подпевали, подтанцовывали, кричали от восторга, а когда звезда перемещалась работать со сцены в зал, у носящихся следом охранников тут же становились потными спины и подмышки. На сцене на глазах росла оранжерея.
     — Осторожно, тут рельсы! Не упадите! — без отрыва взывал Леонтьев к пялящимся на него и оттого забывающим смотреть под ноги женщинам, бегущим с цветами. Артист имел в виду самые что ни на есть настоящие рельсы, по которым во время гала-концерта двигалась мощная камера. Звезда, забирая флористику, тянулась как можно дальше, страхуя поклонниц, и эта любезность, конечно же, не осталась безнаказанной. Уже под конец концерта одна из фанаток — дама, чей вес на глаз равнялся прожитым годам, составляя вкупе весьма немалое число, — передавая цветы, вдруг вцепилась в артиста и начала изо всех мыслимых сил тянуть его к себе. У Леонтьева был богатый выбор: поддаться натиску и рухнуть вниз на фанатку и одновременно на те самые рельсы либо упасть плашмя на сцену и попытаться перетянуть женщину к себе. Пока чаша весов попеременно колебалась то в одну, то в другую сторону, к двум охранникам, которые оказались бессильными в своих попытках оторвать намертво впившуюся даму, добавился третий, и бедную влюбленную наконец оторвали от объекта. Измятый, перепачканный губной помадой “хедлайнер” как ни в чем не бывало продолжил выступление.
     Рассвело. Часы показали пять утра. Сказав последнее “прости” зрителям и пофотографировавшись с теми, кто дождался у служебного подъезда, умчался на машине догонять поезд на Москву Валерий Леонтьев.