– Вас действительно для этого заманили на Рижское взморье?

– Вообще-то в моем дипломе записана профессия: архитектор-оформитель, - рассказывает "Собеседнику" музыкант. - И я старался ее не терять, несмотря на долгие годы занятия музыкой. В большей степени оформление двух-трех квартир будет скорее занятием для души. Все же деньги сегодня я не этим зарабатываю. И согласился с этой затеей, потому что достаточно давно знаю одного из руководителей проекта – Александра Гордона. А прилетел сюда на несколько часов, чтобы увидеть все своими глазами. Возьму потом блокнотик. Подумаю над идеями, сделаю эскиз. Конечно, собственноручно красить стены в Юрмале я не буду. И уезжаю так быстро, потому что у нас идет гастрольный тур – «Машине времени» 40 лет и очень насыщенная осень. Поэтому я надеюсь, что с юрмальским проектом меня не будут торопить.

– В местной прессе прошла информация, что вы чуть ли не квартиру Ксении Собчак, якобы купившей во время «Новой волны» здесь жилье, оформлять будете…

– Ничего об этом не знаю. Во-первых, она ко мне не обращалась, а во-вторых, мы с ней существуем в достаточно удаленных друг от друга пространствах. Я не вполне понимаю, чем занимается она, а ей, видимо, не очень интересно то, чем занимаюсь я.

Андрей Макаревич

– Над интерьером собственного жилья я всегда работал сам. Помогал и друзьям. Конечно, не с ведром белил и кистью, но какими-то идеями и предложениями. У меня нет определенного любимого стиля, все зависит от задачи. А вот новорусский стиль, чеканку там всякую с позолотой, я очень не люблю.

– Вы ведь в МАРХИ (Московском архитектурном институте) учились, потом уходили, потом вновь возобновили учебу уже на вечернем отделении…

– Я не уходил – меня уходили. За «несоответствие образу советского студента»… То, что представляла архитектура в годы советской власти, меня не привлекало. Контраст между замечательным преподаванием, которое было тогда в архитектурном институте (с великолепной библиотекой и журналами по архитектуре со всего мира), и реальной жизнью удручал.
Семь лет проработал в институте «Гипротеатр», который строил театры, дворцы культуры, цирки. Я пришел туда, когда в Новгороде уже проектировался театр, и через семь лет оттуда ушел, а он еще проектировался. Такие темпы меня не устраивали.

– Прежде оформлять жилье в России или за границу вас звали?

– Нет, меня не звали, потому что память человеческая становится короче и короче. У нас сознание клиповое – мало кто помнит, что я вообще-то архитектор. Пока я вел программу «Смак», многие удивлялись: ну совсем с ума сошли – повар запел уже…

– В той же Юрмале много известных россиян уже что-то себе прикупили. Вы в курсе?

– Конечно, в курсе. Вот и несколько моих знакомых занимаются приобретением здесь каких-то домиков…

– А вы?

– Ну, это абсолютно бессмысленно. Я всегда себя останавливаю, потому что, даже если что-то очень нравится, я понимаю: ну, куплю этот дом и буду жить в нем четыре дня в году. Потрачу кучу денег. На эти деньги я смогу 50 лет приезжать в понравившееся место хоть по четыре раза в год, не обремененный никакими лишними мыслями…

– Как изменились ваши взгляды на жизнь за четыре десятка лет работы в «Машине времени»?

– Во-первых, я стал на 40 лет старше. Говорил я 40 лет назад и сегодня говорю то, что считаю нужным. Слава тебе Господи, никто в этом меня пока не ограничивает. Я не думаю, что мои какие-то ключевые представления о мире, о людях, добре и зле изменились. Это – самое главное.

Было некоторое время назад у меня интервью с Познером по телевизору. А он очень любит раскопать какое-то интервью 10-летней давности. И вот тут у него не получилось, потому что он достает газету и говорит: «А вы тогда говорили вот то-то и то-то…» Я ему: «Я и сейчас так считаю». Беседа не пошла… В общем, у меня мнения не меняются, честно вам скажу. Я 40 лет назад писал то, о чем думаю. И сейчас пишу так же.

– Вы как-то сказали, что просто рассказываете свои истории под музыку. А как вам история победителя Евровидения в Москве – белорусского норвежца Саши Рыбака?

– Я не смотрю Евровидение…

– И прежде никогда не было мысли поучаствовать в этом конкурсе?

– Да вы что, с ума сошли?! Что мы там будем делать?!

– И на «Новую волну» в Юрмалу вас не звали? Тоже не ваш формат?

– Мне это совершенно неинтересно. А звать – звали. Несколько раз…

– Это все же говорит о чем-то. Знаете, что у Юрия Антонова этим летом в рамках «Новой волны» был творческий вечер?

– Дай Бог здоровья ему! Мы сейчас проведем творческий вечер там, где мы захотим его провести.

Получайте музыкальные новости первыми в Telegram!

– Я не понимаю вопросов: кто к кому как относится? Какое это имеет значение? Я отношусь с уважением ко всем коллегам. Поэтому это не позволяет мне разговаривать с третьими лицами о том, как я к кому отношусь. Если Алла Борисовна меня спросит, как я отношусь к ее последней песне, я ей скажу!

– А как вы относитесь к собственной известности? Когда создавали школьный ансамбль «Кидс», мечталось о таком?

– Какой-либо рок-н-ролл в Стране Советов представлялся настолько неосуществимым, что мы даже о чем-то особенном не мечтали. Просто хотелось нам играть такую музыку, мы ее и играли. Хотелось быть, как «Битлы» – и всё.

– Вы как-то сказали, что интервью – необходимое зло. А с какими еще из «зол» вам приходится мириться?

– Да господи, начиная с пробок московских! Я трачу каждый день в пробках, наверное, часа по три-четыре. Если сложить хотя бы за десять лет, получается страшный срок. Страшный! Но что с этим можно поделать?

– Поэтому некоторые обзаводятся чуть ли не кабинетами на колесах?

– Но все равно ты будешь стоять в пробке. Поэтому я вынужден ездить с водителем, а в это время сидеть за компьютером, разговаривать по телефону, отдавать распоряжения и что-то слушать. Но это все равно не решает проблему. Это трата времени жизни не на то, на что ты должен его тратить. Так что это очень большое зло.

– Тёркинское «Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль» вам не подходит: у вас и медаль «Защитнику свободной России» есть, и ордена – Почета и «За заслуги перед Отечеством» IV степени… Как вы относитесь к этим наградам и наградам вообще?

– Да никак. Наградили – спасибо большое. В момент награждения тебе приятно, ты тешишь себя мыслью, что что-то сделал и твои труды оценили. Ну, а потом награды лежат в ящике стола, и лежат, пока ты не помрешь…

– Госнаграды музыкантам – это чисто российское явление?

– Почему? «Битлз» ведь наградили орденом Британской империи…

– Ах да, еще и звания пэров присвоили…

– Это во всем мире примерно так делается.

– Вот у вас медаль за защиту Белого дома. А сейчас у людей и в России, и во многих других экс-советских республиках все усиливаются ностальгические настроения по бывшему СССР…

– У разных людей разные настроения. Точной статистики ни у кого нет. Соцопросам я не верю – это конъюнктура политического толка. У меня таких настроений нет. Я знаю, что у огромного количества моих друзей и знакомых, которые меня окружают, их тоже нет. Вот это я знаю точно. Потому что я с ними в контакте. Остальное – это разговоры.

– Но отчасти людей можно понять. Тогда было спокойнее – за старость, за своих близких даже при всем том идеологическом убожестве и маразме, который властвовал. Вы бы хотели возвращения хоть в какой-то форме федеративного государства?

– Нельзя войти в одну реку дважды. Даже если будут искренне пытаться восстановить СССР – такого «совка» уже не получится. В мире прошло 20 лет. Это все несерьезно.

– Концерт в подмосковной Барвихе – это корпоратив?

– Какой корпоратив?! Концертный зал большой – с кассами и билетами. Мы корпоративы почти не играем, мы работаем кассовые концерты. Думаю, что мы – одни из очень немногих артистов, которые в нашей стране так сегодня существуют.

– Поете живьем?

– Конечно.

– Как у вас складываются отношения с кинематографом после сериала «Танцор», где вы выступили не только композитором и поэтом, но и генпродюсером?

– Очень захотелось экранизировать книжку, попробовал на своей шкуре, что такое продюсер. Это такая прокладка между заказчиком и режиссером. Мучительный и очень неблагодарный труд. Я понял, что это совершенно не мое. Кино мы сделали, оно прошло, его даже повторяли. Но мне оно не нравится. Из той ситуации, в которой мы находились, я старался выжать все, что можно было выжать. Было абсолютное непонимание между режиссером и телеканалом. Наверное, опытные продюсеры такие вещи разруливают как дважды два. Но я понял, что мне ни к чему этому учиться. У меня масса других занятий, в которых я себя чувствую гораздо более уютно…

– В интервью одному журналу вы сказали, что женщина никогда не бывает права. Не опасались, что женщины на вас обидятся?

– Сейчас не вспомню, в каком контексте это было сказано. Тут важно, что за чем следовало…

– В отношениях с женщинами вы придерживаетесь патриархальных взглядов? Кирхе-кюхе-киндер (церковь-кухня-дитя – с нем.)? Не кажется ли вам, что многие проблемы в мире связаны именно с разрушением роли женщины в семье?

– Я не люблю, когда сильная жена начинает рулить слабым мужем. А если еще этот муж известный и талантливый, это принимает крайне уродливые формы, и встречается такое, к сожалению, не только в нашей стране, но и во всем мире. Это я не приемлю совершенно. Каждый должен заниматься своим делом.

– Кризис в отношениях, кризис в экономике... Вы сами какой кризис ощущаете больше? Люди заслужили эти потрясения из-за своей жадности?

– Не судите, да не судимы будете. Никакого кризиса я не чувствую. Разговоры про кризис меня достали. В этом году, например, у нас гастролей больше, чем в прошлом. Поэтому про кризис ничего не могу сказать. Занимайтесь своим делом и поменьше трындите на тему всяких ужасов. Я вам могу сказать, что, по моему глубокому убеждению, две трети этих ужасов случаются потому, что пресса нам о них долдонит с утра до ночи. И рано или поздно они происходят.