Он сидел под домашним арестом, рвал связи с семьей, жил в машине. На своем опыте Влад ощутил, насколько непредсказуемо состояние человека под влиянием наркотиков. “Я никогда не думал, что такое бывает в реальной жизни, а не только в фильмах”, — вспоминает он.

— Ходят слухи, что ты сейчас лечишься из-за проблемы с наркотиками. Это правда?

— Самый страшный период позади, и я рад, что нашел в себе силы и собрался, потому что так дальше продолжаться просто не могло, - рассказывает Влад "МК". - Порушилась карьера, отношения с людьми. Накануне Нового года у меня начались сильные проблемы со здоровьем, отказали почки. Звоночки были достаточно долго, и в этот раз врачи сказали, что у меня путь или туда (показывает рукой вверх), или туда (рукой вниз), и мне дали в таком темпе, может, еще пару лет.

— Реально отказали почки?

— У меня начались жуткие боли, пошли камни, меня положили в больницу, одна почка отказала, но мне быстро помогли.

— С чего все началось?

— Это был январь 2004-го, мы только отпраздновали Новый год, все было весело. Никогда мне никто не предлагал, не подсовывал никакие наркотики, я всегда был таким человеком, который делал то, что сам хотел. И вот в один зимний вечер мы с друзьями сидели, и я сказал: “А давайте! А чего?”. И мы попробовали. Так все началось.

— Кокаин?

— Да. Первые полгода я практически не помню. Это как блэк-аут, когда помнишь только кусками, кадрами. И только выборочные моменты из серии тусовочных, а как жил, как работал, не помню.

— Развал “Smash!!” как-то связан с этим?

— Не могу сказать, что связан напрямую, но косвенно — конечно. Состояние человека и его души под влиянием наркотиков непредсказуемо и абсолютно неадекватно. Это влияло на наши отношения с Сережей Лазаревым, потому что мы стали еще больше друг от друга отдаляться, хотя и на тот момент мы уже не были близкими людьми, к сожалению.

— Первое время после развала группы у вас шла агрессия по отношению друг к другу — это было из-за наркотиков? Сережа пытался тебя остановить?

— Не думаю, что все, что происходило в то время между мной и Сережей, имеет отношение к наркотикам, мы просто были еще слишком молодыми, глупыми, не понимали многих вещей. Я со своей стороны допустил много неправильных шагов. В итоге человеком, который реально пытался меня остановить, оказался не Сережа, а мой отец, но это было чуть позже.

— Как отец узнал? Как близкие реагировали?

— Отец был военным и довольно жестким человеком, он видел явные признаки моего нездорового увлечения. Например, однажды мы улетали в Лондон записываться, а я двое суток не спал до этого — мы с друзьями не выходили из квартиры. И только за 40 минут до конца регистрации я начал понимать, что мне нужно собираться и выезжать из дома. Все уже ждут меня в аэропорту. Товарищи начинают меня в спешке собирать, в итоге я взял с собой абсолютно нелепый набор вещей, где были тапочки и пляжные плавки, и это зимой, со мной не было даже зубной щетки. У меня на машине еще были спецсигналы, я летел по Ленинградке и на мосту перед МКАД попал в колею. Я уже летел с моста, когда ударился задней левой стороной об отбойник. Люди из других машин выбежали, кинулись ко мне, но я включил мигалку, сирены, фары и снова помчался вперед, потому что дико опаздывал. Приехал в аэропорт, лег в самолет, а проснулся оттого, что чихаю, кашляю, из носа течет и на меня пялятся все пассажиры самолета. А папа смотрит просто круглыми глазами! В памяти это отпечаталось как фотография. И когда мы прилетели в Лондон, в аэропорту, пока ждали багаж, я спал, ехали в такси — я спал, приехали в отель — я не просыпаюсь. И тогда пошел серьезный напряг, папа, естественно, все понял.

— Что он предпринял?

— Я стал жить один в родительской квартире, когда поступил в университет, и тогда начался этот беспредел… Когда папа все понял, он пришел ко мне и сказал: “Собирай вещи, я тебя забираю”. И я даже слова сказать не мог, потому что в детстве однажды папа сказал мне: “Запомни одну вещь, чтобы ты заранее это знал и был к этому готов. Если когда-нибудь я узнаю, что ты связан с наркотиками, я тебя на месте убью”. И он сказал это с таким хладнокровием, что я понимал, что человек не шутит. Но тогда, когда он меня забирал, скорее всего у отца была жуткая боль и страх. Они еще недавно развелись с моей мамой, и мы с отцом поругались и долго не общались, он потерял надо мной контроль, начал винить маму, а она начала винить папу, в общем, было очень тяжело.

— Отец посадил тебя под домашний арест?

— Да, он забрал меня на дачу и запер в комнате. Я не выезжал из дома две недели. И все время думал, как бы мне с этой дачи сбежать. Однажды папа мне поставил баночку вечером и сказал, чтоб утром в ней была моча для анализов. И я тут же стал звонить друзьям и что-то придумывать. К утру мне как-то привезли и передали чью-то чужую мочу, я уж не разбирался чью, про которую отец мне потом сказал, что я подсунул ему яблочный сок. Мы с ним дрались несколько дней, и ситуация была настолько напряженная, что из-за меня тогда от отца ушла его новая жена, потому что эти скандалы невозможно было терпеть. Когда я стал понимать, что она вот-вот уйдет, стал подумывать о том, чтобы под этот момент вместе с ней и мне уехать. И просто дождался, когда отец уже не мог эти истерики терпеть, махнул на нас рукой: мол, убирайтесь отсюда все. Я сел в машину и быстро укатил в сторону МКАД. При этом у меня не было ни жилья, ни денег. В итоге я две недели жил в машине, мылся непонятно у кого. А потом снял квартиру, и все опять пошло по-старому.

— Но ты же не только кокаин употреблял, были и другие наркотики?

— Там была такая история: мне один парень должен был деньги, порядка 15 тысяч долларов. Он сказал: друг, что хочешь делай, хоть убивай меня, денег у меня нет, зато есть таблетки. Я говорю: давай! И потом была эпоха, когда мы очень много употребляли экстази. Проблема моя была в том, что у меня всегда все было в больших количествах и дозах. Когда я это рассказываю, мне обычно не верят. Люди могут съесть за ночь две таблетки. Мы съедали за ночь по 10—15. Однажды мы за выходные с пятницы по вечер понедельника на троих съели 150 таблеток.

— Как вы не умерли?

— Я сам не понимаю и благодарю бога, что мой организм это выдержал. Нам вообще сильно везло. У нас была любимая фишка: мы садились в машину, ехали на МКАД и “клали стрелку” — ехали со скоростью 280 км в час по МКАД на двух машинах. В моей машине кроме меня еще человек пять, музыка орала… Малейшее неверное движение — и нас бы по кусочкам собирали. Это как в фильмах — никогда не думал, что такое бывает, когда ты едешь и в окно видишь только сплошную линию света от фонарей.

— Вас останавливали?

— На такой скорости сложно остановить. Но, когда останавливали, мы говорили: здравствуй, мой дорогой, вот тебе документики, я не пил сегодня.

— Как можно было еще и творчеством каким-то заниматься в таком состоянии?

— Понимаешь, меня спасло только то, что я ни разу ни на одно интервью, ни на одну съемку не пришел в таком состоянии. У меня на это было какое-то внутреннее табу. Хотя бы полчаса лежал, приходил в себя и под “этим делом” никогда не выступал, не записывался. Потому что для меня это все равно был отдых, способ развлечения, а не образ жизни. Я так убивал свое время. А творчеством лично для меня заниматься в таком состоянии невозможно. Хотя я читал книгу, например, Пола Маккартни, который пишет, что самые лучшие песни “Битлз” были написаны либо под таблетками, либо под марихуаной или алкоголем. Я никогда так не умел. Не могу быть на сцене даже выпившим.

— Возникали проблемы в отношениях с людьми, ссоры?

— Это даже не ссоры... Вся твоя жизнь разваливается по мелким кусочкам. Ты теряешь даже не друзей, ты теряешь самого себя, перестаешь быть той личностью, которую все знают. Кто-то отворачивается, кто-то просто не понимает. Ты сам замыкаешься, тебе никто не интересен, тебе никто не нужен, ты ни с кем не хочешь общаться, у тебя есть свой маленький мирок, своя маленькая планета, на которой ты живешь. Ты и не замечаешь того, что люди отворачиваются от тебя. Мне не нужны были ни мама, ни сестра, я сестру видел раз в полгода, мы с ней даже по телефону не разговаривали, с папой я вообще не общался... Вспоминаю себя и не понимаю, как я общался и сумел сохранить хоть что-то, потому что я в своей жизни потерял все, я в итоге даже машину продал за долги. Причем меня подставили мои же друзья: мы договаривались на одну сделку, все сказали: да-да, мы вместе, мы тебе отдадим деньги. В итоге же все деньги вбухал я, и, естественно, ни у кого потом денег не оказалось. Я всегда был порядочным, не позволяю никому порочить мое имя. Поэтому, чтобы рассчитаться с долгами, был вынужден продать машину. И остался ни с чем. Я помню, мы с подругой шли от “Новослободской”, где я тогда жил, до “Пушкинской”, чтобы занять денег, купить хот-дог, поесть и доехать до дома на такси.

— Как тебе удалось вернуться в сознание? Впечатлили результаты медицинских исследований твоего организма или все же нашелся человек, который до тебя достучался?

— У меня как все это началось по собственной воле, желанию и порыву, наверное, так и стало заканчиваться. Меня никто не мог отговорить, я для себя выбрал это, и мне было в кайф, я так отдыхал, отрывался. Потому что, конечно, после ухода Сережи и после разрыва с папой я был в ауте по жизни — не понимал, где я, что я, что мне делать, к кому мне идти, с кем мне говорить, с кем мне работать, что петь, как петь… Я таким образом просто отвлекался и забывался на время. И в какой-то момент понял, что я от этого перестал получать то, что получал раньше. Я больше не забывался, а стал думать о самоубийстве. Однажды, когда мы с товарищами сидели у меня на квартире, мне все осточертело. Я сижу и понимаю, что вокруг меня шайка непонятных людей и все меня используют. И я взял ножичек, сел спокойно при всех на диван и стал резать вены. Кровь пошла, меня кто-то остановил, но это была такая глупость... И потом я понял, что меня это все ведет в никуда.

— Когда ты обратился в клинику в первый раз?

— У меня был сольный концерт в Москве. Я приехал из Америки за неделю до него и заболел ангиной очень сильно, у меня был слабый иммунитет, и я постоянно болел. Я не мог подняться на ноги, два дня лежал у мамы дома. Проснулся в понедельник и понял, что не могу говорить, а в пятницу концерт и музыканты вовсю репетируют. Меня отвезли в клинику, и, естественно, прежде чем что-либо делать, врачи берут анализ крови. Они долго не могли поверить, что это мои анализы, думали, что что-то напутали. Мне тогда сказали, что у меня сердце сорокалетнего человека, увеличена печень и катастрофа с кровью, иммунитет, мягко говоря, на нуле, костный мозг на тот момент не вырабатывал нужного количества клеток, чтобы регенерировать их. Я был вынужден все рассказать врачам, но это была не наркологическая клиника. В итоге я продолжал нюхать. И лечился в этой клинике, а врачи говорили, что в этом нет никакого смысла и я должен “решить для себя”. И год назад я был вынужден признать, что просто ничего не могу с этим поделать.

— Что ты зависим?

— Да, абсолютно. Я нашел в себе силы это признать. Нашел наркологическую клинику, где врач мне выписала антидепрессанты, которые продают только по рецепту. Но я их пить не стал, потому что многие случаи смерти людей известных связаны с передозировками антидепрессантами, последней была Анна-Николь Смит. От них начинаешь точно так же быть зависимым. К тому же я считаю, что работа всей моей жизни основана на том, какой я человек, как я общаюсь, на моей энергетике, характере. И я побоялся, что антидепрессанты меня изменят, я стану овощем или, наоборот, еще кем-то, но это буду уже не я. Я не могу себе позволить, чтобы меня водили за руку и говорили: “Влад, сядь, Влад, поздоровайся, Влад, пойдем спать, у тебя режим”. И просто начал понимать, что надо потихоньку самому от этого отходить. А этой зимой у меня произошел коллапс — отказала почка. Я две недели пролежал в больнице на обезболивающих. Тогда я понял, что все истории из серии “друзья поддержат” — это брехня, я в это не верю. Есть вещи, ради которых я стараюсь не употреблять наркотики. Это что-то особенное, сокровенное и душевное… Не просто ради родителей или друга, а в первую очередь ради самого себя. Я однажды подумал о том, чтобы “выйти из окна”, и понял, что только первую неделю после этого будут переживать, а потом скажут, что он был слабый и не смог себя побороть. Для меня это все равно что проиграть. А я хотел бы быть достойным и сильным человеком, в первую очередь перед самим собой. Понятие, какой ты человек, зависит не от того, что о тебе думают. Когда ты стоишь перед зеркалом, ты сам себе на все вопросы можешь ответить. Ходить и говорить, что я сильный и все смогу, — это слабость. Я понял, что я не хочу быть слабым, это испытание, которое мне послал бог, и либо я через это пройду, либо нет. Поэтому сейчас я нахожусь под наблюдением специалистов, основной курс лечения уже пройден, и теперь я восстанавливаю организм. Это очень тяжелый процесс, психологически тяжелый.

— Почему ты решил рассказать об этом?

— Я, к сожалению, пока далек от хеппи-энда в этой истории, от истинного пути, просто начал двигаться в этом направлении. Что я хочу сказать людям в такой ситуации? Удачи вам, мне вас очень жалко. А тем, кто далек от наркотиков, только один совет: лучше быть дальше. Если я узнаю, что кто-нибудь когда-нибудь коснется моих близких в плане наркотиков, думаю, что я готов буду пойти под 105-ю статью УК (убийство. — Авт.) или долго бить этого человека. Это так калечит судьбы людей и их здоровье, что такого я бы не пожелал никому.

— Но когда ты принял решение остановиться, у тебя восстановились отношения и с отцом...

— Жизнь изменилась. К сожалению, я могу сказать честно, бесполезно людям, которые находятся под влиянием наркотиков, говорить: да вы посмотрите на себя, да вы со всеми поругались. Ты этого не понимаешь. Тебя окружают те, кто нужен, чтобы продолжать такую жизнь. Ты начинаешь это замечать, только когда начинаешь отвергать даже этих людей. Я оказался один по собственной воле, я уже не хотел никого видеть и запирался в одиночестве дома. Когда эта стадия наступает, ты просыпаешься утром… И есть шутка такая: после продолжительной болезни, не приходя в сознание, Леонид Ильич Брежнев приступил к работе. Так вот, когда ты, уже не приходя в сознание, открываешь двери и выходишь в мир, ты понимаешь, что это совсем другой мир. Мне запала в душу одна история, которая произошла, когда мы ели эти таблетки. У меня был товарищ, Славка, который отказался от наркотиков примерно через месяц после начала этой истории и больше ни разу к ним не притронулся. Вот мы сидели дома вторые сутки, друг друга уже не видели, потому что было накурено… Мне еще надо было улетать куда-то на гастроли… А мы лежим на полу, тепло, музыка, света нет, и меня должны забрать в аэропорт. Открывается дверь, а это лето, и из двери, как какое-то божественное событие, яркий-яркий свет, я вижу, как входит свежий воздух, вытесняя клубы дыма, стоит Славка, от него пахнет духами, свежим воздухом, и в этот момент я ощущаю, что я какой-то отброс общества. И я понял, насколько то, как он себя ведет, на самом деле круто, офигенно. Я понял, что, если я продолжу, я все потеряю, а есть вещи, которые я просто не успел сделать в этой жизни, я их должен сделать. Я понял, что намного круче отказаться от наркотиков, говорить об этом абсолютно искренне, честно и гордиться тем, что это в прошлом и что наконец-то есть возможность выбрать новую жизнь и прожить ее так, как ты всегда мечтал. Начать работу над альбомом. Я уже отобрал новые треки и планирую записывать их в июне в Нью-Йорке. Хочется с головой уйти в музыку, в работу. Наладить личную жизнь, больше общаться с семьей. Начать жить