– Вы недавно встретили юбилей, который мужчины не отмечают.
– Да, мне стукнуло 16. Нет, 18!
– А что так? Вы, как девушка, стесняетесь своего возраста?
– Наоборот, я горжусь им, - отвечает "Собеседнику" Владимир. - Мне 40 лет, и я – как мальчишка, который перешел на новую стадию своего развития. Весь свой большой жизненный опыт я похоронил и этим горжусь.

– То есть начали с чистого листа?
– Да. И в этом есть очень большая истина. Потому что я полюбил по-новому, осознавая прежние ошибки.
– Вы говорите о своих чувствах к Наталье Подольской?
– Конечно. В них мы с Наташей на равных. И это здорово. Начинать все сначала для кого-то болезненно, но только не для меня. Я легкий человек по отношению ко всему. Хотя есть, конечно, глобальные вещи, похожие на догмы и Божьи заповеди. Их я пытаюсь не нарушать, а все остальное случается легко – с открытым сердцем и душой. Но я не призываю, чтобы на меня равнялись… А давай на «ты»?
– Давай. Если тебе сейчас 18, то, значит, до кризиса среднего возраста еще далеко?
– А что за кризис?
– Это поиск себя, страдания от того, что не тем занимаешься…
– Такое со мной периодически бывало и, думаю, будет еще. Началось оно лет в 16. Я не знаю, что такое поиск себя, но есть другое – я бываю недоволен собой. Допустим, мне не нравится, как я выгляжу по телевизору.
– Что не нравится?
– Не могу понять.
– Психологи советуют: хочешь изменить жизнь – измени прическу.
– Лет 15 назад менял – выбрил виски, потому что волосы на небритых висках смешно оттопыривались…
– Слышала, что у тебя есть какие-то феноменальные способности. Можешь, говорят, технику в студии из строя вывести или, наоборот, починить.
– Хочешь, сейчас твой диктофон встанет?
– Не надо. (И тут мой диктофон замигал.)
– Когда через тебя проходит множество людских судеб, когда ты пропускаешь через себя энергетику радости и слез, невольно начинаешь обладать такими способностями. На наших концертах некоторые зрители излечивались от болезней. А у кого-то даже ребенок родился.
– Да, такие результаты гастролей звезд мне известны!
– Не о том ты подумала. Нам письма писали, что девушка долго не могла родить, а после концерта забеременела. Это было в Киеве. Может, Святой Дух помогает? Так вот, сначала ты думаешь, что это дар, а когда начинаешь читать мысли, становится не по себе. Хорошо, коллектив у нас подобрался дружный, общаемся только смешуёчками. Хочешь анекдот? «Если в индийском фильме на стене висит ружье, то в конце картины оно обязательно запляшет и запоет».
– Смешно. А женщины в таком веселом коллективе есть?
– Конечно. Мой директор Ксюша, кстати, бывшая поклонница. Ну, а Туся (Наталья Подольская. – Прим. авт.) – это одна из тех редких людей около меня, с которой мы оба знаем заранее, о чем подумаем. У нас очень смешно строится общение. Если открывается рот, то открывается вместе. И слова произносятся одни и те же. Окружающие ржут, а нам уже не до смеха.
– Может, Наташа и впрямь твоя половинка?
– Так и есть. Когда я ее впервые увидел, меня будто ударили сковородкой по башке. Во-первых, я увидел идущего мне навстречу себя, только противоположного пола и рыжего…
– …и подумал…
– Ничего не подумал! Все промелькнуло очень быстро. На следующий день ощутил, что чего-то не хватает. Мне захотелось разгадать этот цветочек.
– Прочитал ее мысли?
– Да. А потом она начала читать мои. Многое зависит от того, кто рядом с тобой. Мне необходимо, чтобы любимая была. Потому что, как в песне, «жить без любви, быть может, просто…
– …но как на свете без нее прожить?»
– Угу. Я не могу. Просто могу умереть. Реально. Зачахнуть и через девять дней умереть.
– О как! И часто ты был при смерти?
– Ощущал, что падаю, но как-то судьба выкручивала, и все проходило.
– Когда-то Борис Краснов говорил мне, что единственный артист, у которого карьера могла сложиться круче, чем она есть, – это Вова Пресняков.
– Да? Приятно слышать. Но я, к сожалению, не карьерист.
– С твоими-то родственными связями и бесспорными вокальными данными можно было бы и впрямь поотчетливее на небосклоне нарисоваться…
– А зачем? Поверь, тем, кто «рвет залы», потом ничего не остается. Их быстро забывают. А серьезный зрительский успех в моей жизни случался неоднократно. И я больше не хочу «запрыгивать». Мне не надо этих хит-парадов, блестящих девушек. Достаточно своих живых концертов. Общение с залом – это счастье. Все мои коллеги уже давно купили себе по загородному дому, по автопарку и вертолету. У меня же есть лишь квартира в Москве. Я не хочу большего, чем имею.
– Молодец, мудрецы так и говорят: «Богат тот, кому достаточно».
– Это действительно так. Накопительство – это ненормально. Не хочу никого обидеть. Я никогда не забуду одного моего приятеля, у которого не хватало 15 тысяч до миллиона. И он занимал у всех, только бы у него была эта сумма. Потом был второй миллион, третий… Мне кажется, что бизнес – это наркотик. Приобретая для себя много всего вещественного, ты приобретаешь пустоту в сердце. Надо себя ограничивать.
– Но аскетичный образ жизни не для шоубизнеса.
– А я не шоубизнес. Я вообще человек из другой истории.
– Из какой?
– Живых концертов, неформатных песен, которые не ротируются радиостанциями. И это не обидно, потому что, к сожалению, это правильно. Мне для счастья вполне достаточно, что у моих песен есть поклонники.
– Володя, а образование у тебя есть?
– Три музыкальных. И все незаконченные. Сначала я жил в музыкальном интернате в Свердловске. Два года без родителей. Потом поступил в хоровое училище. Тогда же пел в церковном хоре. И так до восьмого класса, пока меня не выгнали, вернее, не попросили...
– За хулиганство?
– Почти. Негоже было в том знаменитом хоре мальчиков так себя вести… Хочешь, расскажу реальную историю из того времени? Был такой исполнитель романсов – Бунчиков. И на афише одного концерта было написано: «Хор мальчиков и Бунчиков». На первый взгляд ничего особенного. Но вот на слух эта надпись ложится несколько не так...
– Вообще, это известный анекдот. А что было после хора?
– Музыкальное училище имени Октябрьской революции. Но из него я ушел сам.
– Куда?
– К Лайме Вайкуле в ресторан. Пел с удовольствием в ее программе.
– Тебя мама в детстве никогда не наказывала?
– Ни разу. Один раз, правда, оплеуху от мамы и один раз от отца получил.
– То есть жесткие меры в воспитании все-таки нужны?
– Кому-то наверняка. А вот Ни­китке моему – нет. Он из другого теста. Все сразу понимает, запоминает. И если виноват, тут же говорит: «Да, я был не прав». Чтобы дети росли хорошими, их надо просто любить и окружать теплом.
– А на кого Никита больше похож характером?
– Характер мой, мне кажется.
– А в кого он рыжий?
– Ну, вообще-то у меня подмышки рыжие. (Смеется.) А если серьезно, то, наверно, в Аллу. А от мамы у Никиты настойчивость и трудолюбие.
– Он выше тебя?
– На голову. Я не знаю, какой у меня рост, но он точно выше. Зато у меня атлетические плечи, я довольно здоровый паренек. В своей жизни занимался не только музыкой. Были еще рафтинг, плавание. После одного занятия рафтингом можно похудеть килограммов на 5.
– Армия Никите не светит?
– Не знаю. Была бы профессиональная – ради бога. А в такой, думаю, будет тяжело. Ему сейчас-то тяжело.
– Почему?
– Все тычут в него пальцем, только и ждут, когда ошибется. Ничего нельзя сделать, чтобы это не осталось без внимания прессы.
– Он переживает?
– Да, но мы потихонечку его научили правильно реагировать на это.
– Как он спасается от журналистов?
 – Он не спасается. Самый хороший выход – быть открытым. Сейчас мы втроем – я, Наташенька и Никитон едем на Мальдивы. Надеюсь, там нас не достанут. Хотя если не СМИ, то окружающие порой ведут себя неадекватно: «Вовка, давай бухнём!» Я в принципе готов к этому и считаю подобные речи частью моей профессии.
…У артиста в жизни все как-то наоборот. Допустим, я стою с бокалом воды на каком-нибудь приеме, а про меня обязательно напишут: «Пресняков был в дым пьяный». Всё вверх тормашками. А если я буду пьяненький, ни один не догадается. Этот контроль СМИ не дает расслабиться. Я могу расслабиться только в своем «офисе» – туалете. В прессе чего только не писали: мол, и пью, и наркотики принимаю. Ну, выпить я могу, но наркоманом быть – никак. Наркотики – бесконтрольная ситуация. Терпеть этого не могу.
– Как складываются отношения с Аллой Борисовной? Говорят, она…
– …человек тяжелый?
– Не только. Говорят, захочет – может убрать артиста со сцены или, наоборот, возвысить. Говорят, что есть «семья», в которую можно войти, а можно даже и не приблизиться...
– С Аллой у нас потрясающие отношения. Я до сих пор называю ее мамой, а она меня  сынком. Насчет того, что она может кого-то убрать, это не так. Скорей может просто отпустить. А как уж ты поведешь себя дальше, будет зависеть только от того, что ты как артист собой представляешь.
А бездарности отскакивают от нее, как мяч от стенки. Но если человек не столько талантливый, сколько трудоголик и хочет чего-то достичь, Алла может слепить из него настоящего артиста. А то и звезду. Допустим, Филипп. Он очень долго шел к славе настоящим путем, трудом и без всяких понтов. Это правильно. Не так, как очень многие сейчас любят: раз, два – и ты звезда. В таком раскладе ты лишь на секунду становишься популярным, а потом так же быстро сгораешь. Так случилось со многими «фабрикантами».
– У Аллы тоже ведь была своя «Фабрика»…
– А может, ее подопечные еще и проявятся? У нее так и бывает. Сейчас наш шоубизнес полон вещей, которые логике не поддаются. Страна такая нелогичная. Мы хотим все сделать быстро, а профессионалов не имеем. Проще на гастроли захватить чемоданчик с «фанеркой», найти на месте человека, который будет нажимать на кнопки, выставляя первую и седьмую песни… Зачем везти музыкантов, балет, звукорежиссера, администратора, проще надо быть!..
Поэтому те, кто бывает на настоящих, «живых» концертах, уходят с них в хорошем смысле в шоке. Они не знали, что так бывает. Не понимают, что артисты с ними делают, почему так колотится сердце.
Вопрос «живого» звука – это мой самый болезненный вопрос. Кстати, не только мой.
– Для многих Пресняков по-настоящему открылся в проекте «Последний герой». Ты на острове был самый неконфликтный и добрый.
– Там было здорово! Хотя до того, как попасть в проект, я скептически относился к этой программе. Ее участники делали гадости, втихаря чмырили друг друга, а потом выгоняли из племени. Для меня это жутко и отвратительно. Поэтому когда услышал про остров, тут же и отказался. Но мой друг Иван Демидов, зная, что я поддаюсь на уговоры, «включил долгоиграющую пластинку», как он это умеет: «Да ты понимаешь, Вован, тебе сейчас это нужно. Мы придумали новую схему, в которой можно обыграть интриганов». Я подумал, почему бы не посмотреть Доминикану, и согласился. Надеялся, что через три дня меня «сольют», как мне и пообещали. Но… как бы не так! На третьи сутки на острове мы начали просто сходить с ума. Оттуда не убежишь, даже если психанул. Дана Борисова первая собралась уйти. Взяла вещи, обошла весь остров и поняла, что уходить некуда и никто за ней не приедет. От
безысходности она села и стала сходить с ума. Там я понял, почему женщин не берут на рыбалку.
– И почему?
– Женщина не может жить без интриг.
– А когда ты сам в последний раз был на рыбалке?
– Уже лет пять собираемся. Последний раз ездили с Федей Бондарчуком, Степой Михалковым и Степой Полянским на Дон. Так порыбачили, что даже тонули. Была ночь, много людей, на лодке играла гармонь, все были пьяные. Вылился бензин, и лодка чуть не взорвалась, да к тому же она оказалась с дыркой в днище. Там я впервые увидел кромешную мглу. Было очень страшно. А спасла нас женская интуиция. На берегу осталась женщина, которая, почувствовав неладное, просто включила фары джипа. При свете мы увидели дерево прямо возле нас. Схватились за него и спаслись.
– Ну вот, а сам говоришь: на рыбалку женщин не берут. Странные вы, мужики, ей-богу…