О джазе, классике и Земфире музыкальный обозреватель «Часкора» Гуру Кен поговорил с Вакарчуком за полчаса до начала московского концерта.

На московском концерте «Вночi»

— У вас ведь многие музыканты в «Океан Ельзи» пришли из джаза. Наверняка и раньше возникали мысли поиграть нечто подобное. Что стало катализатором?

— (Задумался). Мне сейчас такой ответ пришёл в голову… Люди, которые знают меня, не были удивлены этим поворотом событий.

В головах многих любителей музыки, особенно в России, рок-музыкант ассоциируется с прямолинейной жёсткой музыкой, обязательно с опорой на тексты. Такова парадигма русского рока.

Я-то начал заниматься рок-музыкой только потому, что у меня в тот момент просто не было умения заняться какой-либо другой музыкой, классической или джазовой. Я считаю себя просто музыкантом. Смог бы заниматься джазовой музыкой — был бы джазменом. Но так получилось, что я физик по образованию и меня пригласили петь в рок-группу. Именно там я стал превращаться в музыканта, и эта музыка стала моей жизнью.

Но когда ты чего-то достиг, то можешь осмелиться реализовать свои тайные желания и показать их людям. Личный авторитет позволил пригласить многих музыкантов. И я сказал им так: тут не проект, где есть мои песни и есть аранжировщик. Мы начинаем с нуля. Никто не знает, что будет.

Когда мы начинали, то ещё не знали, что получатся песни. Несколько репетиций были просто огромным бескрайним джемом из импровизаций. Мы играли, играли… Постепенно несколько человек ушли. Спустя два месяца пришло понимание, что нам нужна форма. В джазовых длинных композициях с импровизацией я не видел себя.

Я не считаю себя джазовым вокалистом и никогда не хотел им быть. Возможно, был бы джазовым музыкантом, если бы умел на чём-то играть, но не джазовым вокалистом.

Так мы пришли к пониманию, что нужны песни. Но решили аранжировать их по-своему, добавить и классики, и джаза. Парни принесли по несколько песен, и мы выбрали из этого материала. Получилась эклектичная, но очень искренняя, по-моему, музыка.

— Песни, включённые в альбом, были написаны заранее или сочинялись в процессе джема?

— И так, и так. Песня «Не опускай свої очі», которая сейчас крутится по «Нашему радио», была написана раньше. Но она не попала в альбом «Океан Ельзи», хотя могла бы.

На альбоме «Вночi» есть две-три песни, которые могли бы оказаться частью какого-нибудь альбома группы. Мы постарались сделать их помягче — с контрабасом, нейлоновыми гитарами, всем тем, что нереально сыграть на рок-концерте.

— Сложно возить такое количество музыкантов?

— Сложно, конечно. В Москве с нами играет московский струнный оркестр. С собой возим 12 человек, из них 10 — на сцене. Немного накладно, но справляемся.

Получайте музыкальные новости первыми в Telegram!

В Москве с нами играет московский струнный оркестр

— Песни «Вночi» могли бы петься и просто под гитару, они остаются полноценными песнями. В отличие от обычного джаза.

— Да, я согласен. Мы пришли к тому, что нужна песенная форма, на неё легче всего нанизать всё, что нам хочется. Скажем, есть песня «Бути з тобою», у нас никак не получалось сделать с ней что-то интересное. Я придумал сделать из неё сначала пение под акустику, а потом проигрыш из джазового трио: контрабас, барабаны и рояль. Потом снова акустика — и снова джазовое трио плюс саксофон. Так и балуемся.

— По какому принципу делили материал на как бы джазовый и как бы симфонический?

— Не делили, всё само собой получилось. В «Не опускай свої очі» никак не хотел вкрапляться джаз. Тогда мы попросили пианиста поиграть между куплетами. Получилось. Потом и остальные подтянулись, нашли своё. Хотя песня не просто форматная, а даже поп-форматная.

С нами играют сильные музыканты. Им всё равно, под что подстраиваться. Они сами придумывают, как зайти в песню. И мне это тоже интересно.

— Очень странно звучит у вас песня «Дзвони»: пафосный текст при довольно смешной музычке.

— Её сочинил наш клавишник Милош Елич, он серб по национальности. У них там эти семь восьмых и балканский колорит — само собой. Когда он принёс её мне, мелодия понравилась сразу, но у меня была проблема попасть в эти семь восьмых. Признаться, я потратил на это немало репетиций.

Но она не смешная! Песня связана с событиями в Косово, Милош очень болезненно переживал эти события, как все сербы. И он написал очень грустную песню. Но мы сделали её побыстрее, добавили ударных. Мы даже немного утрировали — как русскую народную можно утрировать балалайкой. Люди привыкли слышать Бреговича, так и мы добавили туда этого колорита.

— Тем не менее эти песни кажутся намного более попсовыми по своему содержанию, чем обычные песни «Океана Ельзи».

— Нет, я думаю, наоборот. Вряд ли эти песни будут крутить по радио. Но в этом альбоме для меня была вторичной мысль кого-то удивить своим композиторским или поэтическим талантом. Главным было сделать необычную музыку. И не вообще «необычную» — мы не собирались играть фри-джаз или симфонический авангард. Нет, у нас более спокойная музыка, но она непредсказуема для нас самих. Чем и интересна.

Мы её совсем немного поиграли у себя в Украине. В июле сыграем эту программу в питерском Мюзик-холле, и всё. Может быть, ещё в Минске сыграем. Но это всё-таки альбомный проект.

— Его жизненный цикл закончится на этом?

— Хотелось бы поиграть его ещё. Но это не основная наша работа, у «Океана Ельзи» есть свои обязательства. И у каждого музыканта — свои.

Скрипач Серёжа Охримчук — известный музыкант, он ездит по всему миру. Акустический гитарист Лёша Морозов играет в своей группе — и даже в «Комеди Клабе» подыгрывает. Джазмены занимаются своим джазом, перкуссионист Алексей Береговский играет в эстрадно-симфоническом оркестре. У каждого своя работа. Постоянной жизнью этот проект жить не сможет. Да и не нужно это. Он будет жить на пластинке.

Возможно, осенью поиграем ещё на джазовых фестивалях. В Коктебеле, в Киеве, в Питере, возможно, в Европе.

Это был эксперимент для меня. И мы не могли пройти мимо московской публики, потому что здесь сильная джазовая школа. И поклонников «взрослой» музыки.

— На Украине тоже сильная джазовая школа. Джазмены не плюются в ваш адрес? Не смеются?

— На кухне, возможно, они говорят разное. Не исключаю, что смеются. Но такова природа людей — что богема, что андеграунд. Но рецензии выходят хорошие и на фестивали приглашают.

Главное, чтобы людям нравилось. И не в последнюю очередь я заинтересован в том, чтобы подтягивать вкусы поклонников «Океана Ельзи». Вряд ли бы они слушали джазовую музыку, а нашу — послушают.

В моём автомобильном чейнджере в последнее время из шести дисков стояло четыре джазовых. А сейчас я снова начал слушать рок. После года работы над альбомом «Вночi» захотелось чего-то другого. Думаю, новый океановский альбом будет рок-н-ролльный.

Думаю, новый океановский альбом будет рок-н-ролльный

— Правда ли, что вы готовите какой-то сногсшибательный дуэт с Земфирой?

— Мы просто дружим. У нас было много разговоров на эту тему. Но официального решения на эту тему нет, мы в творческих поисках. Как только определимся с материалом, обязательно расскажем. Мы любим творчество друг друга, и такой дуэт был бы логичным. Я общаюсь с Земфирой настолько часто, насколько это возможно у людей, живущих в разных городах и постоянно концертирующих.

Мне нравится всё, что делает Земфира. В её раннем — больше души, в последнем — больше мудрости. Всё по-своему интересно. Песня «Во мне» из последнего альбома «Спасибо» — это нечто, у меня мурашки по коже от неё. Земфира — достояние России. К сожалению, пошлый лубочный шоу-бизнес перемалывает даже такие имена, но я хочу, чтобы она как можно дольше радовала нас своими песнями.

— Почему российские музыканты едут записываться в Киев, а украинские никогда не пишутся в Москве?

— Потому что у вас здесь все слишком хорошо знают, как надо делать. Когда приходишь, тебе говорят, что они знают, как делать. И записывают все одинаково. Московский звук — это для меня «Моральный кодекс». Качественно, вылизанно, мощно. Но одинаково.

Когда «Океан Ельзи» начинался, мы сразу появились со своим звуком. Миша Козырев ходил и восклицал: «Какой в Киеве звук!» И российские музыканты поехали к нам записываться. Хотя я до сих пор не знаю, что там такого удивительного. Не в студии дело, а в том, кто играет.

Но у наших продюсеров действительно более творческий подход. Они лежат на диване и говорят одно: вставляет или не вставляет. И это правильно, я считаю. Не надо вдаваться в детали, где поменять партию или инструмент. Продюсер — это первый слушатель, который сразу даёт оценку как слушатель. И я ценю это мнение, потому что оно свежее и со стороны, потому что он знает зрителей. Но я не маньячу по звуку. Вставляет или не вставляет — вот главное.

Многие музыканты, которые пишутся здесь, добиваются отличного звука. Например, мне нравится звук «Сплина» — необычный, красивый. Очень здорово звучит Земфира, её последний альбом делался в Москве.

Ещё дело в том, что многие студии в Москве пишут совсем разную музыку. То рок, то попса — на конвейере. Это неправильно, на мой взгляд. Студия напитывается той музыкой, что в ней играют.

— Сейчас появилось много фильмов про рок как образ жизни. Та же «Рок-волна». Это знак того, что общество двинулось в сторону смены образа жизни?

— Сейчас мировой кризис. Кризис — всегда двигатель бунтарского революционного искусства. В 30-х кризис родил джаз, из диксиленда появился бибоп. В конце 60-х кризис привёл к появлению рок-музыки. В начале 90-х, когда развалился Советский Союз, и в Америке всё было непросто — появилась музыка гранж.

И сейчас есть шанс на то, что появится что-то новое.

Гуру КЕН, для издания "Частный корреспондент"