О необходимости разогнать Минкульт
«Переврали, конечно, СМИ. Они любят, им нужны яркие заголовки. Я за то, чтобы обратить внимание на финансирование музеев и классического искусства: балет, классическая музыка, академический театр. <...> Музеи нужно финансировать. Можно посмотреть на опыт европейских стран».
О том, почему Пушкин не наше все
«Я сказал, что Пушкин не все — есть кое-что еще. И из этого следует, что Сергей Шнуров — наше кое-что. Культура большая. Я имел в виду, скорее всего, именно то, на что хотел обратить внимание наших заседателей, что они остались немножко в XIX веке, они живут этими своими категориями романтизма. До сих пор все высокопарное и розовенькое воспринимают как культуру в хорошем смысле слова, а все то, что сереньким, — то у них не культура, то у них бескультурье. Культура много шире, намного объемнее. И окромя дорогого нашего Александра Сергеевича есть еще Баратынский, окромя Есенина есть Клюев.
Культура большая, она не может быть такой же, как в XIX веке. Госдума мыслит парадигмой реконструктора. Самый главный жанр в России — это реконструкция. Мы пытаемся воссоздать то, что уже ушло. Причем делаем это из картона, разово. Зачем?.. Вы не сделаете ничего подобного. У нас бегают какие-то красноармейцы по улице в определенные дни. Это называется культура? Нет, это не культура. Это попытка затормозить время. Всеми средствами вцепиться в настоящее и остановить течение времени».
Сергей Шнуров в общественном совете при комитете Госдумы по культуре
О своем членстве в общественном совете при комитете Госдумы по культуре
«Нужно быть абсолютным глупцом, чтобы поверить, что меня может кто-то услышать в Госдуме. Единственное, что я могу изменить, — это высказать свою точку зрения. Но это не поменяет ровным счетом ничего. Хотя, может быть, когда-нибудь где-то это и аукнется. Решить, что мои речи могут что-то поменять, — это очень самонадеянно.
Я зашел сегодня в Госдуму и увидел Сельянова, своего старого приятеля, я его не видел тысячу лет. Опять же, Макаревич, не видел его год. Созвониться и договориться ни мне, ни Макаревичу не представляется никакой возможности. А тут всем назначили, все пришли. Поболтали. Разошлись».
О борьбе с fake news
«Это невозможно! Давайте начнем бороться с фейк-ньюс. Я бы что начал делать: возвращаясь к нашему дорогому Пушкину, я запретил бы «Маленькие трагедии». Поскольку Сальери никогда не убивал Моцарта! Это фейк-ньюс! Старенький, но фейк — сразу запретить!»
О выборах губернатора Санкт-Петербурга
«Меня устраивал Полтавченко своим бездействием. Беглов, если его воспринимать как правопреемника Полтавченко, если он будет действовать такими же методами, то есть ничего не делать, то мне нравится. Мне кажется, что Петербургу на данном этапе не пойдет управленец с какими-то идеями. Петербург такой город, с ним нужно деликатно обходиться. Никакой Собянин Петербургу точно не нужен. Наивно полагать, что фамилия или какой-то человек что-то решат. Решит, конечно, бюджет. Если будет выделен нечеловеческий бюджет, как в случае с Москвой, даже какая-нибудь столица Гватемалы засияет всеми красками. Дело в деньгах. Но подход Собянина — он очень радикальный. Да и Москве такой и идет, Москва должна обновляться. Петербург должен обновляться очень деликатно. Можно что-нибудь сделать так, что будет совсем не так, как было. Во мне говорят человек старых взглядов и догмы. Я думаю, что молодому поколению, наоборот, все понравилось бы. Что меня спрашивать, я на выборы не хожу... Россия — удивительная страна: тут кого не выбирай, она все время складывается в какую-то удивительную конструкцию. Фамилия ничего не поменяет».
О деле Кирилла Серебренникова
«Я столько слышал всяких слухов, что мнение никак не могу сложить. Та информация, которая приходит по официальным каналам, — не особенно верится. У нас в области культуры, где есть бюджетные деньги, каждого второго можно брать и сажать. Тут просто решили его. То, что обналичкой занимается, — это ни для кого не новость, в том числе для правоохранительных органов. Значит, по иным мотивам он сидит. А здесь мы можем только развести руками и удивляться, почему его выбрали».
О доходах и состоянии
«Я могу не зарабатывать, я уже заработал. На что-то буду жить, не знаю. На что-нибудь. Я 20 лет выхожу на сцену. Тренькаю на гитаре. Фактически, кроме развода с женой, у меня никаких расходов не было. Я ни на что не тратил, мне, в общем-то, деньги девать было некуда. Я прекрасно помню, когда я попал в Forbes в 2003 году! Так что деньги у меня водились давно. <...> Большие деньги у меня появились один раз, когда мы с моим приятелем шли, мы в школе еще учились, и он нашел 25 руб., прямо на улице лежали. Мы купили ящик пива».
О стихотворениях в Instagram
«Обычно это в самолете или в дороге происходит. Я понимаю, что два-три дня ничего не выкладывал в Instagram, залезаю в «Яндекс.Новости», на «Эхо Москвы» либо, кстати, на РБК. Смотрю, что там, вижу фигню, которая меня цепляет. Я ее вытаскиваю и пишу стишок. Потом выкладываю».
О связи культуры и песни про лабутены
«Я увидел эту выставку (Винсента Ван Гога) в Питере, подумал, какой ужас, испугался, смоделировал эту ситуацию, написал песню. Клип вышел, когда выставка оказалась в Москве. Они нам потом чуть ли не благодарственное письмо писали, но это никакого отношения к культуре не имеет. Зачем нужны выставки современного искусства? Для селфи! Это классный локейшен для того, чтобы сфотографироваться. Больше выставка ни для чего не нужна. Это не поднимает культуру. Это поднимает красоту вашего Instagram. Больше ничего».
О тратах и разводе с Матильдой Шнуровой
«На жизнь трачу. Если бы я был пенсионеркой с пенсией 8 тыс., я бы точно ответил, на что трачу. Чем сложнее жизнь, тем точнее ты вымеряешь, что ты должен купить, чтобы завтра не умереть. У меня ситуация иная. <...> Матильде после развода досталось больше половины, кажется. Не сказал бы, что жалею, но и не рад».
О закрытии группировки «Ленинград»...
«Из каждого утюга уже звучало, что мы скатываемся назад в 1990-е, что у нас эпоха застоя. Я подумал, ну классно, если у нас эпоха застоя, давайте и музыка будет застоя. Я стал размышлять категориями и музыкальными паттернами, которыми мыслил любой советский композитор, — то закулисье, которое имел в виду каждый советский композитор, я вывалил на сцену. Ирина Понаровская, Алла Пугачева — те же самые мелодии по специфике звучания. Я так реализовал размышления на тему большого застоя.
Так как я понимаю, что сейчас застой в некотором роде начинает уже вибрировать, не понимаю пока, в какую сторону это все качается, но предчувствую движение, я закрываю «Ленинград», потому что эпоха застоя, опять же, на мой взгляд, закончилась».
... и ее возможном возрождении
«Я вижу, что-то становится кардинально другим. Воздух дребезжит, и что-то придет новое, да. И я хочу это новое оседлать».
О том, что было до «Ленинграда»
«Я начинал с литературной деятельности. За свои собственные деньги — благо они у меня водились — издал книжку. В клубах устраивал литературные чтения. Это были совершенно похабные рассказы в духе Чарльза Буковски, помноженного на три, наверное. Работал на радиостанции «Модерн», получал очень нехилые по тем временам деньги. На радио «Модерн» на тот момент работали Дмитрий Нагиев, Бачинский со Стиллавиным, Рост. В общем, такая звездная была компашка».
О дальнейших планах
«Наблюдать за событиями и культурной обстановкой, поймать эманации, которые обязательно хлынут потоком новостей и событий. Я буду следить за миром. Может, я вообще замолчу и не буду выкладывать все в интернет. Я могу без этого. Можно побыть просто человеком, в конце концов, и я по этому очень скучаю».
О занятиях живописью
«Живопись вообще такая штука, она успокаивает, меня по крайней мере. Я мыслями начинаю дрейфовать по холсту, и мне классно. Помалюю что-нибудь».
Светлана Чебан, Юлия Сапронова, РБК
Комменты