Группа «Чайф» отметила свой юбилей туром «25 лет выдержки». На протяжении этой четверти века команда оставалась очагом здравомыслия и душевности в бурном море русского рока.

Лидер группы Владимир Шахрин побеседовал на темы творческого долголетия, о свободе слова в России и общинной сущности нашего общества.

– Начну с традиционного вопроса: как хватило выдержки на 25 лет?

– Сейчас можно придумать много причин, - говорит "Новым известиям" музыкант. - Думаю, есть две основные. Во-первых, всем нам в группе действительно нравится то, что мы делаем, что мы играем. А во-вторых, у нас, помимо профессиональных отношений, есть и дружеские. Это не как в симфоническом оркестре, где люди встречаются только на концертах и репетициях. Мы, прежде всего, мужская компания, и только потом музыканты.

– Даже смены состава у вас были вынужденными…

– Да, их было очень немного. В самом начале ушел Олег Решетников. Когда стало понятно, что музыка становится основным занятием, а не один концерт в полгода, как раньше, он решил, что не хочет быть музыкантом. Мы остались в хороших отношениях. Барабанщик ушел в очень популярную группу «Наутилус Помпилиус», решив, что его карьера там будет развиваться успешнее. Мы тоже остались друзьями. Антон Нифантьев создал сольный проект, чтобы играть свою музыку, не вписывающуюся в рамки «Чайфа». Никаких обид не было, мы общаемся до сих пор.

– Но даже среди друзей не обходится без споров, конфликтов, острых моментов. Это было?

– Разумеется. И в семье, и у друзей бывают какие-то конфликтные ситуации. Их было достаточно много, но у нас хватило ума не сказать друг другу то, что потом нельзя было бы простить.

Получайте музыкальные новости первыми в Telegram!

Группа "Чайф"

– Помог ли вашей музыкальной карьере тот факт, что известность вы получили, уже будучи взрослыми людьми, успевшими поработать в других областях, получить некий жизненный опыт?

– А это третья, неназванная причина нашего долголетия. Когда группа в 1991–1992 годах стала реально популярна не в узких рок-клубовских кругах, а по всей стране, мы уже были взрослыми дядьками, по 33–34 года. У нас уже и дети были. Тюбетейка уже была крепко приклеена к голове, поэтому ветром не снесло.

– Чем зрелая группа вдохновляется, сочиняя новые песни? Уже ведь столько всего написано, что сложно переплюнуть ранние достижения…

– Я со стороны посмотрел, что происходит с коллегами по цеху и у нас в стране, и за рубежом. Нужно нормально относиться к тому, что есть какие-то пиковые точки. Пол Маккартни вряд ли напишет песню популярнее Yesterday, а Rolling Stones – Satisfaction. Но это нисколько не принижает их как музыкантов. Пиковые моменты зависят не только от нот и слов, но и от того, когда это появилось, насколько совпало с ритмом времени. Ведь эти песни стали вехами не только в жизни Beatles, но и в истории планеты Земля. И от тебя как автора тут мало что зависит. Разве я думал, сочиняя на берегу Байкала припев «Ой-йо», что эту простенькую песенку будет подбирать каждый второй мальчишка, который решил научиться играть на гитаре?

– Президент России моложе вас, он поклонник группы Deep Purple. Это хорошо для страны? У вас есть ощущение, что Медведев говорит с вами на одном языке?

– Я думаю, это гораздо лучшее поколение политиков, чем то, которое было в моей жизни до него. Когда люди начинают кричать «долой!» и жаловаться, что ничего нам эта власть не дает, мне хватает здравомыслия отмотать пленку назад. Кто-то был лучше? Нет. Ко всем были лично у меня серьезные претензии. Я вижу, что движение вперед есть, что президент занимается делами, которыми заниматься необходимо: пытается, в частности, систематизировать юридическую базу нашего государства. Это одна из главных, как мне кажется, проблем. Медведеву, видимо, определили такую сферу влияния: в бизнес особо не лезь, а занимайся законами. И, как нанятый менеджер, он нормально делает эту работу. Тем, кто кричит «долой!», я, осматриваясь по сторонам, хочу ответить: ну долой. А кого вместо? Бориску на царство? Покажите Бориску, которого сажать на царство. Чего просто так орать? Нужно предъявлять власти претензии, на митинги выходить, письма писать и при личных встречах говорить, но задавать какие-то очень конкретные вопросы, которые имеют достаточно очевидное решение. В противном случае это просто неконструктивное сотрясание воздуха.

– С кем-то из политиков дружите?

– Я практически ни с кем из них не знаком, только шапочно, на уровне «здравствуйте – здравствуйте». Даже с нашими городскими и областными политиками ни с кем не дружим. Когда тебе полтинник, новых друзей заводить сложно.

– От рок-музыкантов по привычке ждут какого-то протеста. Хотя, наверное, глупо требовать этого от зрелых, состоявшихся людей?

– Вы правы. Если есть протест, не важно, кто ты – рокер, таксист или сталевар. Среди рокеров, как и среди шахтеров, есть разные люди. Один ходит на работу и этим удовлетворен, а другой – активный деятель профсоюза, ходит на митинги и каской стучит. Но ни у нас в стране, ни в мире протестующие никогда не были в большинстве. Глэмовый Марк Болан из T.Rex, Элвис Пресли, Slade со своими каблуками – где там протест? У нас были остросоциальные «Телевизор» и «ДДТ» (да и до сих пор остались), а были Майк Науменко, «Пикник», «Калинов мост» и исполняющая, условно говоря, песни простых людей группа «Чайф». Все занимаются своим делом. Хотите протеста? «Телевизор» и «ДДТ». Хотите православной патетики? «Алиса»! Этнических корней надобно? «Калинов мост», Инна Желанная. Хотите авангарда? «АукцЫон». На любой вкус есть. Я не обижаюсь, когда говорят, что группа «Чайф» привычна, как колбаса. Хорошая ведь колбаса. Сам люблю иногда пожарить колбаски на сковородке.

– Вам как гражданину хватает той степени свободы, которая в стране разрешена? По телевизору сплошная пропаганда, но можно ведь читать Интернет...

– Да, на политических сайтах иной раз такое прочтешь, что волосы дыбом встают. Такую хрень пишут! У нас в репертуаре были социально заряженные песни и когда мы подсознательно требовали перемен и свобод, я, честно говоря, и не мечтал, что их будет именно столько. Мы живем в достаточно свободной стране. У многих есть иллюзия в том, что западный мир мегасвободен. Да ничего подобного: и тотальная слежка, и определенное давление на СМИ и частных лиц есть и во Франции, и в Америке. Я уж молчу про государства типа Индии, Пакистана и Ирана. Да, мы не на самом свободном поле на земном шаре, но уже и далеко не в хвосте.

– В Екатеринбурге вы ярко протестовали против сноса старинного здания.

– Для меня это происходит достаточно импульсивно. Если я понимаю, что меня что-то достало и по этому вопросу мой голос действительно будет что-то значить, то от меня можно ждать решительных действий. В облике города, в котором я родился и вырос, я что-то понимаю и имею право судить. Я понимаю, что город будет меняться, сноситься, застраиваться. Но в том случае народ возмутило, как по-хамски снесли здание. За ночь дом исчез, и до сих пор никто не сказал, кто это сделал. Ни прокуратура, ни городская администрация, ни министерство культуры, ни застройщики до сих пор не признались: какой-то Бэтмен пролетел с экскаватором, здание в центре города сломал, обломки вывез и исчез. Мне мама с папой в детстве говорили: нашкодил – имей мужество признаться. Скажи: братцы горожане, ну бес попутал, ну простите, давайте вместо этого хрустальный поставим. Но никто не кается. Даже не сознаются, кто принял решение.

– Вы известный, уважаемый человек в своем городе. Были ли предложения оформить это в какой-то статус – депутата, например?

– Все знают, что я не хочу иметь с этим ничего общего. Периодически поступают предложения вступить в какой-то совет, встать под какие-то знамена, прийти в какую-то партию пообщаться. Я примерно понимаю, о чем они хотят поговорить, и на эти встречи не хожу. Если некая общественная или политическая организация придумает интересное правильное дело, в котором нужна будет моя помощь, я с удовольствием к ним пойду. Но знамена я еще в школе на демонстрации таскал, хватит уже.

– Как изменилась ваша публика за 25 лет?

– Она стала гораздо более разновозрастной. Вначале это были в основном наши ровесники, теперь в зале много людей под полтинник, но не меньше тинейджеров. Рок-н-ролл на русском языке начали слушать 13-летние мальчишки и девчонки. Публика стала более раскрепощенной и подготовленной: 20 лет назад мы, приезжая в новый город, играли незнакомым людям песни, теперь они знают весь репертуар «Чайфа».

– Вызывает ли современная молодежь у вас желание поворчать?

– Нет. И хотя они другие, они ничуть не хуже нас. Если сравнивать с узким кругом друзей моей молодости, то можно и поворчать: мы были поинтересней. Но основная масса грызла семечки у подъезда – книг не читали, в кино не ходили. Наверное, нынешнее поколение в большей степени индивидуалисты. Им есть чем заняться в своей норке. Мы были более коммуникабельные, нас тянуло во двор, к какому-то групповому творчеству. А сейчас люди и общаются, не выходя из своей комнаты. Хуже это или лучше – время покажет. По сравнению с нашим поколением они гораздо более информированные, раскрепощенные, свободные. Думаю, они получше, чем мы.