Вокалист группы Рустем Булатов нашел немного времени для того, чтобы встретиться с корреспондентом «Новостей шоу-бизнеса NEWSmusic.ru», и не только рассказать о работе над концертным альбомом, но и обсудить некоторые заметные события, потрясшие поклонников рок-музыки.

- Я бы хотела начать наш разговор не с вашего нового тура и не с записи живого альбома, а с события, которое взбудоражило всю рок-общественность, разделив ее на два лагеря. Я имею в виду встречу Медведева с нашими рок-музыкантами. Как ты к этому относишься и означает ли это событие то, что рок-музыка начала заигрывать с властью?

- У меня отношение к этому очень простое: впереди выборы, и это объясняет для меня многие шаги Владимира Владимировича и Дмитрия Анатольевича. Что же касается непосредственно встречи с музыкантами, то я не могу это комментировать, потому что такие встречи – личное дело каждого.

- А если бы пригласили тебя, пошел бы?

- Сложный вопрос. Это надо пережить, потому что с одной стороны хочется о многом спросить и рассказать, а с другой – я уже видел, как это происходит, и видел результат. Я сейчас говорю про ту встречу, в которой участвовал Владимир Владимирович Путин и Юрий Юлианович Шевчук. Закончилось все тем, что мы почитали, что там случилось, посмеялись и забыли. И это противоречие не позволяет мне дать какой-то однозначный ответ.

- Ну а как ты думаешь, рок должен сейчас находиться в оппозиции или это уже не актуально?

- Рок ведь такой разный. Я не устану об этом говорить. «Аквариум» - это ведь тоже рок, и «Гражданская оборона» - рок, но это совершенно разные миры, и я не могу сказать, что Гребенщиков должен находиться в оппозиции. От группы «Аквариум» или от сольного творчества Борис Борисовича я получаю какие-то идеи, которые направлены вовнутрь, а не вне, и мне как слушателю от этих песен ничего больше не надо.

- То есть философия, очищенная от всякой политики?

- Да, и это прекрасно. Я вообще не сторонник какого-либо причёсывания. Нельзя проводить гребенкой и говорить, что это рок и он весь должен быть таким.

- Ну вот Самойлов сказал, что нельзя быть такими, как Шевчук, и надо стремиться искать с властью компромиссы, что только так можно услышать друг друга.

- Интересная точка зрения, и она, наверное, имеет право на существование, но мягкость и желание находить компромиссы должны быть взаимными. Это же не может быть игра в одни ворота. Пока ситуация такова, что даже если ты пытаешься быть мягче, сверху продолжается давление. Я не против диалога, но я просто не могу его представить. Я слышал один разговор (снова возвращаюсь к Шевчуку с Путиным), и вот как в такой ситуации можно быть мягче? Когда с одной стороны все бескомпромиссно, то найти общий язык невозможно.

- Давай перейдем к альбому. У вас уже был опыт записи live-альбома. Расскажи, как это происходит сегодня и в чем, кроме репертуара, будет главное отличие двух этих работ?

- В самой концепции, в нашем стремлении записать не один концерт в одном зале, а сразу много концертов в разных городах. Это самое главное отличие. Это дуализм: с одной стороны мы хотим показать разницу, которой отличаются города друг от друга, а с другой – единение, общность. Не в том, что происходит на сцене, а в том, что происходит в зале. Живой альбом ведь хорош тем, что активное участие в нем принимает именно публика. Вот ее и хочется показать.

- Но для того, чтобы продемонстрировать общее и различное, надо брать одинаковые песни, а они на альбоме, как я понимаю, будут разные.

- Для нас главное – передать общий дух каждого концерта, а не сравнить разные исполнения одной и той же песни.

- Я слышала много критики в адрес «Lumen» и мнения о том, что live-альбомы группа начинает писать тогда, когда не пишутся новые песни. Но у тебя новые песни ведь пишутся?

- Да. И мы часть новых песен уже играем в туре. Песен и идей гораздо больше, чем мы показываем, но не хочется совсем подорвать интерес к той пластинке, над которой мы сейчас работаем. Мы играем три новые песни и кавер на группу «Кино» «Мама, мы все тяжело больны». Можно было включить в программу больше новых песен, но тогда бы к выходу пластинки люди были бы знакомы с большинством нового материала, а нам не хочется раскрывать все карты.

- Кстати, почему именно «Мама, мы все тяжело больны»? Веришь в теорию всеобщего сумасшествия?

- Да. Когда мы выбирали песню, очень долго спорили между собой. Каждый предлагал свою любимую. Мы захотели в определенной степени отдать должное группе «Кино», но не только на словах, а на деле, тем более что у каждого из нас есть свои музыкальные предпочтения, а Цой - это одна из немногих ключевых точек, в которой пересекаются интересы всей нашей группы. В самом начале нашего музыкального пути, когда нас еще и группой нельзя было назвать, мы всегда выступали в один из дней, близких к 15 августа, во дворе Дэна и играли песни «Кино».

- Раз уж мы заговорили о Цое, то хотелось бы узнать твое мнение о фильме «Игла Ремикс». Правильно ли это – оживлять то, чего давно нет?

- Я не видел фильм, и не могу судить о нем.

- Вы уже несколько лет играете концерты в Москве примерно в одно и то же время: конец ноября и конец мая. Это просто совпадение?

- Да.

- Но в песне «Ржавчина» ты говоришь о том, что стареешь осенью, а получается, что наоборот, твоя активность возрастает.

- И весной такая же ситуация. Активная деятельность – это не вопрос внутреннего состояния, а сложившаяся практика. Вот так у нас обстоят дела в рок-музыке, что все ездят в туры весной и осенью.

- А ваш live-альбом будет выпускаться на носителях?

- Мы думаем об этом. Наверное, это, как и с альбомом «Мир», будет какое-то дуалистическое решение, то есть выпустим альбом и на физическом носителе, и сделаем его доступным в Интернете. Мы еще не продумали детали.

- Многие музыканты сегодня жалуются, что из-за пиратства диски не продаются, им нечего есть, и вообще эта ситуация убивает музыкальную индустрию. Ты с ними не согласен?

- А как же концерты? Не знаю… Я не могу припомнить какой-то альбом, продажа которого помогла бы нам заработать деньги. Мне тяжело делить шкуру неубитого: я никогда не знал, как может быть по-другому. Если бы в какой-то период жизни, нам диски приносили бы деньги, а потом бы это вдруг закончилось, то мне было бы, с чем сравнивать. А так, как я всегда жил в той ситуации, в которой мы все находимся сейчас, то меня это не беспокоит. Таковы правила игры, дух времени. Раз все так сложилось, можно на что-то, конечно, роптать, а можно принимать правила игры. Для меня это настолько ненасущная проблема, что я о ней мало задумываюсь. Если составить список из того, что я хотел бы поменять, то пиратство, может, туда и попало бы, но было бы где-нибудь в самом конце.

- Не могу не спросить тебя о фестивале «Торнадо». Вы были там. Расскажи, какая там была атмосфера и предвещало ли что-то ту трагедию, которая случилась на следующий день после вашего выступления?

- Нет, не предвещало. Была атмосфера такого большого рок-праздника, потому что на площадке все было очень непосредственно. Может, этому способствовало то, что фестиваль проходил на территории пионерского лагеря. Все были расслаблены и получали удовольствие от музыки.

Получайте музыкальные новости первыми в Telegram!

- Этим летом слетело много фестивалей. Слетел «Воздух», был отменен воронежский «Шурф», в том же Воронеже не состоялся фестиваль «Альтернатива есть», потом произошла катастрофа на «Торнадо». Может быть, все это не случайно и кто-то очень хочет избавить общество от подобных мероприятий?

- Мне так не кажется. Не вижу в этом какой-то тенденции.

- Воронежский фестиваль «Альтернатива есть», в котором вы тоже должны были принимать участие, слетел по вине организаторов. У вас были планы сделать что-то вроде передачи на сайте и разоблачать недобросовестных промоутеров. Почему планы так и не были воплощены в реальность?

- Было такое желание, действительно, но отказались мы от этого по двум причинам: во-первых, промоутеров в регионах так немного, что о любых проблемах становится известно всем. Об этом нет необходимости трубить. А во-вторых, планы требуют большого количество времени и усилий. Надо правильно расставлять приоритеты и выбирать, чем заниматься – конструктивным или деструктивным. Разоблачение несет в себе деструкцию, так как ты занимаешься разрушением образа достойного организатора. Так вот нам было важнее заниматься чем-то позитивным.

- Вы поедете в город, если будете знать, что там могут возникнуть проблемы с организацией концерта, но другого промоутера там не окажется?

- Нет. Наш директор Вадим Базеев придумал очень хорошую систему подготовки к каждому концерту, и благодаря этой системе мы до того, как ввязаться в то или иное мероприятие, можем составить мнение об организаторе и о том, нужно ли нам это. Поиск хорошего промоутера – это не желание создать себе хорошие условия, а стремление показать зрителям то, что мы хотим показать. Без хорошего звука и хорошего света мы это показать не сможем, и лучше уж вообще не показывать ничего, чем показывать абы что.

- Хочу спросить про форум. После того, как он был закрыт, тебе пришлось очень долго и даже яростно объясняться со своими поклонниками в социальных сетях. Сейчас найден какой-то компромисс и вообще повлияла ли как-то эта ситуация на твое отношение к поклонникам?

- Нет, у меня позиция такая: мы просто сменили форму общения. Раньше оно происходило через форум, теперь через «Вконтакте». Я пытаюсь интегрироваться в эту новую для себя форму, и у меня, вроде, получается. Ничего не поменялось.

- А как ты считаешь, нужно ли и возможно ли бороться с неадекватом и грубостью в сети?

- Я активный пользователь Интернета и много информации черпаю из сети. С неадекватом обязательно надо как-то бороться. Иначе мы за вот этим всем неадекватом теряем огромное количество возможностей, которые дает сеть.

- Тебе часто кажется, что ты не знаешь своих поклонников и вообще людей?

- Конечно, и я считаю, что это нормальное состояние – осознавать, что ты не всеведущ.

- А когда начал писать в «Ровесник», изменил свое отношение к журналистам?

- Нет, у меня всегда было хорошее отношение к журналистам, особенно к тем, кто делают свою работу хорошо. Единственная проблема, которая меня волновала: я понимал, что Ровесник – это очень специальный журнал в смысле возраста аудитории, и я-то им как раз не ровесник, я старше их. Мне хотелось говорить с ними о вещах, которые их волновали бы на самом деле. Не хотелось использовать журнал просто как трибуну. Хотелось говорить на актуальные для читателей темы.

- Как ты относишься к максимализму, свойственному многим подросткам?

- Прекрасно. Он необходим. Мне не нравится только максимализм ради максимализма, потому что он не имеет смысла. Не могу я также сказать, что я максималист по жизни, просто есть вещи, к которым я отношусь с немалой долей максимализма. Во многих вопросах, наоборот, можно и нужно искать компромиссы, потому что по-другому нельзя.

- Ну а в чем конкретно ты беспрекословный максималист?

- В отношении к людям, в отношении к жизни, в отношении к основополагающим принципам существования человека.

- В политике?

- Нет. Что есть политика? Это стремление каких-то людей к власти, если этого стремления нет, то это не политика. Это сфера жизни, в которой постоянно что-то меняется, эволюционирует. И именно из-за этой текучести, как мне кажется, быть максималистом в политике невозможно.

- Мне часто приходится слышать мнение, что «Lumen» – это музыка, которая грузит и заводит общество в тупик, потому что вызывает отрицательные эмоции.

- Я не могу адекватно оценивать то, что мы делаем, потому что я нахожусь внутри всех этих процессов. Как я могу, например, оценить, насколько я хороший человек? Я хочу быть хорошим человеком, я считаю себя хорошим человеком, но эта оценка не имеет права на существование, потому что она моя. Это самая нетрезвая оценка, которая может быть. Я не могу по той же самое причине оценивать творчество группы. Конечно, я не считаю, что мы кого-то грузим и уж тем более не считаю, что мы заводим кого-то в тупик. Это еще одна точка зрения, но есть и другие. Кто-то из них прав.

- Людей, которые живут по принципу – быть проще и смотреть на все исключительно с оптимизмом, понимаешь или осуждаешь?

- Мне нравятся такие люди, если они не утрачивают связи с реальностью. Например, есть люди, которым близки наши идеи, но они все равно говорят: «Сегодня плохо, а завтра будет хорошо».

- А если они говорят: сегодня у кого-то плохо, но главное, что у меня хорошо?

- Это не совсем позитив. Это выпадение из реальности. Они просто огораживают себе мир и считают, что за пределами этой ограды мира нет или же есть, но он не имеет к ним никакого отношения.

- Но вот песни «Беги» и «Змей» говорят о том, что ты и сам утопист, что веришь в существование рая. Это так?

- Нет, это скорее какое-то проявление сиюминутной слабости, когда ты понимаешь, что проблем накопилось много и стало слишком тяжело. Хочется всё бросить и уйти. Делайте, что хотите, а я буду где-то далеко смотреть на вас или не смотреть вовсе и жить для себя. Эта мысль меня посещает. Я это чувствую, и мы об этом рассказали в своих песнях. Для меня это не есть путь. Я этого не хочу большую часть времени, но когда становится совсем тяжело, на меня эти мысли наваливаются. «Змей» и «Беги» - это не совсем песни о стремлении куда-то сбежать, а песни о том, как можно с кем-то сбежать. По большому счету я согласен с тем, что с любимым рай и в шалаше. Это песни о любви.

- Но от себя не сбежишь, а это бывает порой гораздо страшнее внешнего дискомфорта?

- Да, я согласен, но об этом уже другие песни: «Дотянуться до звезды», «Буря», «Лабиринт»…