Это поистине грандиозная постановка, в которой режиссер пытается ответить на непростые вопросы о природе творчества, ищет параллели между искусством и жизнью. Главный герой его «Пиковой дамы» - сам Чайковский. Да, сам великий русский композитор и его… неудовлетворенные желания и мечты.

Лиза - Ева-Мария Уэстбрук

Стефан Герхайм достиг пика своей артистической карьеры в 2008 году с оперой «Парсифаль в Байрейте, но вопрос, насколько его творения совершенны с художественной точки зрения, – спорны! Хотя однозначно, этот художник привлекает к себе интерес и внимание зрителя. Уже хотя бы тем, например, что ему удалось вместить в «Парсифаль» чуть ли не всю историю Германии. Такой же эпохальный исторический экскурс, включая Гулаг, можно найти в его постановке «Евгения Онегина».

«Пиковая дама» в этой интерпретации появилась впервые в Амстердаме в 2016 году, и повторюсь, это все о нем, о Чайковском, роль которого исполнил Владимир Стоянов. Впрочем, болгарский баритон также и поет! Но только князя Елецкого.

Лондон нетрадиционной сексуальностью не удивить, тут мы – впереди планеты всей. А потому акцент на том, что Чайковский был гомосексуалом (о чем так или иначе просачивались слухи даже в той стране, где такого явления не существовало), никого не удивил, но нетрадиционная ориентация некоторых из его героев (Германа и Полины) - это уже исключительно новаторское, режиссерское.

Открылся занавес, и нашему взору предстала блистательная, великолепная гранд-зала в доме графини - дизайн сцены Филиппа Фурхофера (Philipp Fürhofer). Wow! - едва не сорвалось с моих уст, однако – оно, это слово, сорвалось-таки: бессознательно и с абсолютно противоположным восхищению оттенком! «Наше всё» сам Чайковский поднялся с колен перед кем-то сидящим в глубоком кресле (оно стоит спинкой к зрителям), подобострастно целуя волосатую руку. Секундой позже с кресла резко поднялся мужлан, на наших глазах застегнул ширинку, а затем бесцеремонно вырвал из рук композитора пачку денег, рассмеявшись напоследок дерзким вызывающим смехом. Все! Неудовлетворённые «мечты» великого композитора – сбылись. Здесь и сейчас, прямо на сцене. И тут же композитор, обеспокоенный чувством вины за свою гомосексуальность, или наоборот, вдохновленный, с головой погружается в работу над оперой о неудовлетворенной любви и одержимых азартных играх. Действие на сцене уже идет, но «Пиковая дама» все еще не началась.

Надо признать, что режиссером проделана огромная исследовательская работа, проштудированы дневники и письма композитора, биографии Чайковского разных авторов, просмакованы все возможные сплетни… Так что многие действия, на которые намекает в постановке режиссёр, на самом деле имели место быть. Но отражает ли эта автобиографичность непростую судьбу создателя? Мне немного грустно, что все эти исследования привели только к одному – последовательному, на протяжении всего этого затянувшего оперного действия, возвращению, повторению и обсасыванию одного и тоже момента - сексуальной ориентации композитора. Хотя, признаюсь, спектакль Герхайма, что называется, выстроен, периодически увлекает своим захватывающим театральным размахом. Декорации - удачны, а освещение сцены в определённые моменты вызывает просто-таки ребячий восторг (дизайнер Бернд Пуркрабек, Bernd Purkrabek).

Но вернемся к образу Чайковского – роли бессловесной, изъясняющегося на языке жестов, что на фоне других поющих героев, выглядит по меньшей мере странно. Зато он много жестикулируют, пафосно играет на пианино, нервно записывает ноты, которые, созданные им же герои вырывают - с каким-то остервенением - из его рук; дирижирует созданной им же музыкой. Хотя несравненный маэстро Антонио Паппано и оркестр Королевской оперой прекрасно справились с этой задачей сами, и, пожалуй, именно от них, музыкантов и дирижера, пришло наибольшее удовольствие от целого вечера.

Чайковский (Владимир Стоянов ) и чайковские...

На самой же сцене было иногда бестолково, часто шумно и очень многолюдно, - периодически число Чайковских в абсолютно одинаковых сюртуках, графинь в черных платьях и - в светло-серых тонах Лиз увеличивалось до размера, к счастью, слаженного хора.

Герман - Александр Антоненко

Александр Антоненко, как Герман, удивил только однажды - в момент, когда он узнал историю трех карт. Его глаза ожили, засверкали безумной одержимостью. Уж не знаю, как им/ему удалось такое, но это меня лично эта визуальная перемена человека весьма впечатлила, в отличие от его вокального исполнения. Кстати, тот неряшливо одетый незнакомец из кресла в начале первого акта и минутная роль императрицы Екатерины Великой в конце второго акта во время петербургского бала - это все он, Александр. Убедительные драматические данные!

В сверкании люстр и канделябров, спускающихся хрустальных подвесок торжественно звучит оркестр, а хор поет «Славься, нежная к нам Мать! Виват!», Чайковского сзади пытается обнять сама «императрица»...

Эпизод, когда в сверкании люстр и канделябров и спускающихся хрустальных подвесок торжественно звучит оркестр, а хор (взрослый и детский) поет «Славься, нежная к нам Мать! Виват!», Чайковского сзади пытается обнять сама «императрица», оказавшаяся на самом деле тем самым из кресла неопрятным мужчиной-проститутом, снова издевательски рассмеявшимся над Чайковским... Этот эпизод оставил странное впечатление. Контраст: восторженность – смятение работает. Я не вижу в этом какого-то смысла, кроме того, чтобы поднять зрителя торжественно высоко-высоко, а затем опустить его низко-низко – что ж, это тоже дано не каждому.

Графиня (Фелисити Палмер)

Графиня 75-летней меццо-сопрано Фелисити Палмер была убедительна. Лиза в исполнении Евы-Марии Уэстбрук (Eva-Maria Westbroek) на вполне приличном русском поет историю с огромной болью, она искренна, трогательно, как ангел, и она – обречена, она предчувствует свой конец. Вняв мольбам Германа, полюбив его, она без раздумий готова бежать с ним, но с ним происходит другая метаморфоза: от любви он переметнулся в другую крайность, и уже Графиня, хранящая тайну трех карт, и символизирующая для него богатство, владеет его умом.

Анна Горячева (слева) и Владимир Стоянов

Джон Лундгрен - могущественный граф Томский. Также в постановке были задействована меццо-сопрано Анна Горячева в роли Полины, и не только (вы узнаете ее на одном из снимков).

Людмила ЯБЛОКОВА
Фото: Tristram Kenton / ROH

Всё в прошлом – вся эта завораживающая магия испанского танца, кастаньеты и цыганские костры. Режиссер нейтрализовал «Кармен», остались только костюм Матадора и женская массовка в черных испанских платьях. Но - есть бродвейская звезда Кармен, окруженная ослепительными танцорами с обнаженными торсами и удивительной необычной раскраской лиц, запоминающиеся картинки, хотя и лишенные смысла. Например, экстравагантный черный шлейф платья Кармен, в финале огромным веером раскинувшийся на огромнейшей лестнице, словно скопированной из знаменитого фильма Эйзенштейна.

Хор был вынужден то и дело взбираться по этой лестнице, крадучись

Ох, уж эта «потемкинская» лестница! Широкая, высокая и черная, единственный обширно-массивный атрибут декораций дизайнера Катрин Ли Таг (Katrin Lea Tag) из Берлина.

Опера длится дольше, чем обычно, благодаря речитативу и диалогам, которые звучат как бы от лица самой Кармен. Но поскольку нет фонтана, нет фабрики, нет ничего из того, что должно было бы быть на сцене в виде декораций, то эти речитативы позволили зрителям, особенно тем, кто пришел на эту оперу впервые, хоть как-то следовать за сюжетом оперы, основанием для создания которой стала новелла Просперо Мериме. Однако в сравнении с февральской премьерой текст диалогов значительно сократили.

Гаэль Аркез (Gaëlle Arquez) в роли Кармен

В постановке много удивительного. Сама Кармен, чей образ режиссер трансформирует в течение всего спектакля, одевая ее то в одежды матадора, то в маскарадный костюм гориллы, то в современную офисную одежду: черные брюки и белую блузку с галстуком, то в платье с воланами, и, наконец, эффектное бальное платье с огромнейшим шлейфом. Для чего это нужно постановщику – показать многоплановость ее характера?

Чрезвычайно шумные выходы массовки, грохочущие по этой лестнице, их чрезвычайно странная мимика, жесты; присутствие явной темы кабаре - шесть неутомимых танцоров практически в каждой сцене. Неординарная хореография принадлежит Отто Пихлеру (Otto Pichler).

Но в музыкальном отношении это был весьма приятный вечер, даже несмотря на то, что французское меццо-сопрано Гаэль Аркез (Gaëlle Arquez) была введена в роль за несколько часов до премьеры вместо Ксении Дудниковой, которая не смогла выступить из-за болезни. Но мало спеть эту Кармен, ее еще надо сыграть, и абсолютно очевидно, чтобы сделать это безукоризненно, на это требовались часы тщательных репетиций, поскольку возможность ошибки – исключена!

Американский тенор Брайан Джагде (Brian Jagde) в роли Дона Хозе

Американский тенор Брайан Джагде (Brian Jagde) как оскорбленный, скорее уязвимый Дон Хозе, поет с боевым ударом военного. Элеонора Бурато (Eleonora Buratto), дебютировавшая в Королевской опере, дала нам неприкрытую теплоту и открытость невинной Микаэлы, влюбленной в Хосе, ее насыщенное сопрано богато разными оттенками.

Элеонора Бурато (Eleonora Buratto) как Микаэла

Также была хороша Мерседес Айгуль Ахметшиной, она знакома с этой оперой, год назад Айгуль исполнила роль Кармен в современной постановке «Трагедия Кармен» на музыку Мариуса Констант (Marius Constant по мотивам Бизе).

Мерседес Айгуль Ахметшиной (справа)

Айгуль Ахметшина и аргентинец Герман Е. Алкантара (German E. Alcántara) в роли контрабандиста Данкайро, они оба – участники молодежной программы Jetter Parker Young Artist. Русский бас Александр Виноградов дебютировал на сцене Королевской оперы, в роли Эскамильо, но уж больно незажигательный, невыразительный получился тореадор.

Коски предъявляет огромные требования к хору, и хор в его постановках – всегда на высоте, а в «Кармен» еще был вынужден то и дело взбираться по этой лестнице, ползать, крадучись… Канадский дирижер Кери-Линн Уилсон (Keri-Lynn Wilson), дебютировал так выразительно и с такой головокружительной скоростью, что скорее всего, очень скоро его пригласят в Ковент-Гарден снова.

Та «Кармен», в феврале, разочаровала и опустошила. Это возрождение порадовало пением, волнующим, трогательным. Но все-таки мое сердце отдано другой, традиционной, не облегченной, не бродвейской.

Людмила ЯБЛОКОВА
Фото: Bill Cooper

Цикл из эпических опер, основанных на германской мифологии, исландских сагах и средневековой поэме «Песнь о Нибелунгах» был впервые представлен на суд лондонской публики в театральном сезоне 2004-2005 годов английским режиссером Кейтом Уорнером (Keith Warner). Второе возрождение, как и первое, осенью 2012 года, и ажиотаж вокруг «Кольца» взвинтил цены на билеты до 300 фунтов в партере, что, однако, не остановило любителей Вагнера с регулярностью навещать Лондон и Ковент-Гарден, но значительно понизило мой шанс побывать на знаменитой постановке.

Но запретный плод – сладок. Подогрел интерес и тот факт, что лондонская критика достаточно скромно оценила новое возрождение – на три звезды из пяти, и это как-то не сходилось в моем понимании с той шумихой вокруг постановки, очень хотелось все увидеть и услышать самой, а потому на «Валькирию» я попала.

Декорации дизайнера Стефаноса Лазаридиса (Stefanos Lazaridis) тщательно продуманны. Символично огромных размеров окно, массивная дыра в котором с неровными краями стекол служит своего рода дверью, через которую появляются певцы: появляясь из ниоткуда и уходя в никуда. Присутствуют здесь и массивный стол со стульями, мощный диван, на который прилегает в томлении Зиглинда; позднее, перевёрнутый на бок, он становится утесом, под которым она прячется. Но в последнюю секунду он снова служит по своему прямому назначению – это ложе блистательной воительницы Валькирии. Погруженная в глубокий сон своим отцом, вокруг нее, спящей, бушует по кольцу – спирали жизни – вполне живое пламя, дабы не трусливый и подлый, но только благородный и сильный, смелее самого Вотана (Джон Лундгрен, John Lundgren) поцелуем пробудил бы ее к земной жизни. Заключительная сцена в звездно-зеленом освещении Вольфганга Гёббеля (Wolfgang Gobbel) без сомнения – апофеоз всей постановки.

Сюжет увлекает с самого начала, а тектонические пласты музыки Вагнера – бесконечное движение, порыв, необъятность, в которую он обличает сказания и легенды, звучащие монологи и диалоги, развернутые в бесконечную мелодию вместо привычных арий, все это завораживает.

Первый акт выстроен достаточно убедительно. Жесткий, задумчиво-недобрый Хундинг в исполнении Айн Ангэ (Ain Anger), его угнетенная на первый взгляд жена Зиглинде в исполнении американской сопрано Эмили Маги (Emily Magee), которая, однако, оказалась достаточно сильной, чтобы противостоять натиску мужа. Ее исполнение, однако, не было безупречным, как и актерское мастерство австралийского тенора Стюарта Скелтона (Stuart Skelton) в роли Зигмунда, чья тяжеловесность и неповоротливость не позволила ему убедительно играть, но пел он несравненно. В течение первого же действия оба персонажа претерпевают серьёзные изменения, но и вначале, и в конце – уже мужественный Зигмунд с уязвимой Зиглиндой составили душевную пару.

Sara Konnoli (Фрика)

Но вечер принадлежал другим персонажам и певицам – английской меццо-сопрано Саре Коннолли (Sara Konnoli) как Фрика и шведской сопрано Нине Стэмме (Nina Stemme) как Брунгильда.

Фрика - это глубокая личная драма, горький гнев и обвинения в супружеской измене. Коннолли достигла совершенства, донося вокально - в каждой своей фразе – нескончаемую боль и негодование. Но выразительно и ее лицо, мимика, движения – весь ее облик - символ отвергнутой женщины. Джон Лундгрен в роли Вотана достиг своего величия в последней, заключительной сцене с Брунгильдой, она была поистине прекрасна и невыносимо трогательно. Но вокально Нина Штемме превзошла своего сценического отца. Это, безусловно, ее роль, и она отдает сцене - всю себя безвозвратно.

Nina Stemme (Брунгильда)

Nina Stemme (Брунгильда)

Антонио Паппано дополняют эту выдающуюся постановку своим чудесным прочтением Вагнера.

Послесловие. Удивительно, что «Полет валькирий», который, казалось можно было без труда исполнить захватывающе и оригинально, на самом деле был и не полетом вовсе, а языческими неуклюжими танцами с черепами (якобы несущихся в вихре – используйте свое воображение, если получится!) коней вокруг несуществующего костра.

Королевская опера ознаменовала концертной постановкой «Реквиема» Верди День перемирия, положившего конец военным действиям Первой мировой войны. Это случилось 11 ноября 1918 года.

С тех пор каждый ноябрь подавляющее большинство лондонцев носят на лацканах своих пиджаков маленькую красную гвоздику: здесь не отмечают, здесь вспоминают, поминают погибших. Музыкальный руководитель театра Антонио Паппано в своем предисловии к концерту назвал еще один момент, достойный того, чтобы о нем вспомнили. Ковент-Гарден отметил в эти дни 50-летие основания Королевской хартии: театр всегда подразумевался королевским, но с этого момента он стал Королевским вполне официально.

Но я оказалась на концерте по другой причине – меня привело желание еще раз услышать норвежское сопрано Лизу Дэвидсен, о которой мы впервые рассказали 11 сентября этого года в обзорных материалах концертов BBC Proms. Она дебютировала в Королевском Альберт Холле, и это стало незабываемым событием для многих любителей классической музыки и лучшим концертом для меня лично.

И теперь – дебют в Ковент-Гардене наряду с тремя супер-голосами и тоже дебютантами - американской меццо-сопрано Джейми Бартон, французским тенором Бенджамином Бернхайм и венгерским басом Габором Бретц.

Это был совсем другой «Реквием», и другой вечер, более камерный, утонченный.

Что-то есть особенное в голосе Лизы Дэвидсен. Ее сопрано мощное, необъятное, но в тоже время теплое, мягкое, лучистое, она берет без надрыва высокие ноты, в голосе чувствуется непринужденность и раскованность. Американское меццо Джейми Бартон соответствовала ей разнообразием звучания и выражения, и была не менее приятной. Их дуэты звучали в унисон, как одно целое. Французский тенор Бенджамин Бернхайм был очень чувствительным, легким в соло, но внес блеск и резкость в квартет, а венгерский певец Габор Бретц имел подходящий солидный бас.

Дирижировал концертом сэр Антонио Паппано, взявший небольшой перерыв от Вагнера, тетралогия «Кольцо Нибелунга» которого открыла новый театральный сезон в Королевской опере. Паппано утонченно провёл этот концерт, введя зрителя и мир ушедших и позволивших зрителям ощутить себя если не в раю, то, по крайней мере, в библейских садах Эдема.

Было бы неверно сказать, что это был вечер Лизы Дэвидсен, но все же без нее он не был бы таким же.

Людмила ЯБЛОКОВА
Фото: Bill Cooper / ROH

Британцы не вывешивают на своих домах флаги, не кичатся своим патриотизмом как американцы, но во время последней ночи фестиваля они все, в Англии, в Шотландии, в Уэльсе или в Северной Ирландии объединяются в таком едином порыве… Все вместе они – Великая Британия. Концерт из Альберт Холла транслируются в прямом эфире, по всей стране, в том числе в парки - Белфаст, Гайд-парк, Глазго, Колвин-Бэй... Там установлены огромные экраны, и каждый желающий может присоединиться к торжеству. По степени сплоченности этот вечер превзойдет и встречу Нового года: красочный фейерверк в центре Лондона собирает десятки тысяч жителей и гостей столицы. Но это толпа. На финальном концерте BBC Proms собирается нация!

Это 124-ый BBC Proms Last Night, и по традиции завершает фестиваль симфонический оркестр и многочисленный хор Би-би-си, были приглашены солисты - баритон Джеральд Финли и подросток-саксофонист Джес Гиллим, и в этот раз честь завершить фестиваль была предложена дирижеру сэру Эндрю Дэвису. Не было приглашенных, справились своими силами.

Как всегда, это был исключительный концерт, и, как сказал сэр Эндрю, именно зрители делают Proms тем, чем он является; поэтому именно им, зрителям, должно быть позволено иметь окончательный голос, как это происходило в течение многих лет.

Джес Гиллим и Эндрю Дэвис

Но если раньше «окончательный голос» зрителя имелось в виду то, что он становился главным героем концерта, он, зритель, пел, приседал в такт музыке, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону изображал «людскую волну», махал флагами, наряжался так замысловато и неожиданно для сдержанного типичного англичанина и не менее сдержанной англичанки, что только диву даешься: костюмы и платья в красках национального флага, это, поверьте, пустяки.

Однако в этот раз фраза дирижера, как мне кажется, имела другой подтекст. И потому, с вашего позволения, я не буду говорить сейчас о программе концерта, она повторяется с небольшими изменениями из года в год, ее легко найти в интернете, и я уже несколько раз писала об этом. Поговорим о другом.

Двадцать тысяч флагов Евросоюза быстренько разошлись (только в Лондоне) между зрителями Королевского Альберт Холла и прилегающего к нему Гайд-парка, где собрались бессчетное количество зрителей, чтобы стать частью этого события – как оказалось, в первый раз не совсем уж и музыкального.

Впервые после 2016 года, когда состоялся этот пресловутый референдум Brexit-Remain, финальный вечер BBC Proms 2018 был настолько очевидно политизирован, а наличие атрибутики Евросоюза было настолько очевидно доминирующим, что компании ВВС пришлось ограничивать, подрезать, менять ракурс телекамер, дабы не демонстрировать этой сплоченности восьмитысячной зрительской аудитории Альберт-Холла перед многомиллионной телезрительской аудиторией. Социальные сети заполнились сообщениями: «Горд видеть флаг Евросоюза. Быть вместе – это единственный путь Британии остаться Велико Британией». И тут же – «Счастлив видеть флаг Великобритании! Счастлив быть британцем в сердце Европы!»

Разделились почти наполовину не только зрители BBC Proms 2018, разделился парламент, страна – на грани… А музыка? Музыка по-прежнему дает надежду. Музыка по-прежнему объединяет. Национальный гимн, как и Rule Britannia Rule! (Правь, Британия!) – поют, стоя, все – и те, кто отделяется, и те, кто хотели бы остаться в Евросоюзе! Эндрю Дэвис это почувствовал, и в своем выступлении сделал акцент на инклюзивном характере музыки, объединяющем народы и религии.

Шостакович и его 4-я симфония  

Симфонический оркестр Бостона и его музыкальный директор Андрис Нельсонс исполнили «бескомпромиссную Четвертую симфонию Дмитрия Шостаковича – ослепительный манифест модернистских убеждений композитора», утверждает программка. Кроме того, это исполнение - часть внушительного проекта, результатом которого станут концертные представления по всему миру и запись всех пятнадцати симфоний композитора.   

Андрис Нельсонс

Дирижер и его музыканты буквально в первую же секунду обрушили на нас всю музыкальную силу медно-духовых и ударных инструментов, сменив затем тему веселым маршем, но Нельсон избежал соблазна слишком громко исполнять эти проходы, наоборот, сдерживая звук, он смог усилить напряжение, царящее в зале. В открытых соло музыканты оркестра «ослабили поводья», позволяя солистам, и особенно тромбонисту Тоби Оф (Toby Oft), беспрецедентную свободу продемонстрировать свои таланты.

Четвертая Симфония Шостаковича находилась в забвении долгих двадцать пять лет; она требует оркестра из 125 музыкантов, но взамен дает нам невообразимый океан звуков: мрачных, бескомпромиссных, ужасно пронзительных, скорбных, диссонированных, но это все – музыка, не сумбур, музыка завораживающая, заводящая, увлекающая и не отпускающая до самого последнего звука. Нельсон и его оркестр благополучно провели нас сквозь шторма и перипетии непростой судьбы композитора, но оставили нас стоять над пропастью, «по самому по краю».  

Берлиоз, его Клеопатра и обворожительная меццо-сопрано Джойс ДиДонато

В этот вечер был Берлиоз и только Берлиоз. Увертюра Le Corsaire, «Смерть Клеопатры», «Троянцы» — «Королевская охота и «Шторм» и «Смерть Дидо». Завершил вечер «Гарольд в Италии». Это был очень специфичный, харизматичный вечер, украшением которого стало американское меццо-сопрано Джойс ДиДонато и скрипач Антон Таместит (Antoine Tamestit).

Джойс ДиДонато и Антон Таместит

Открылся вечер восьмиминутной увертюрой, настроивший нас на создавшей определённую возвышенную и задушевную атмосферу, в которой царила только музыка, не прерываемая абсолютно ничем. Дирижер сэр Джон Элиот Гардинер и его музыканты из Revolutionare et Romantique добились такого слияния оркестра, что зал притих, не дышал. Абсолютное торжество музыки!

Вряд ли можно было бы найти лучшую исполнительницу для «Смерти Клеопатры» Берлиоза. Эта вещь во многом зависит от солистки, и ДиДонато, безусловно, одна из лучших кандидатур. Ее роскошное идеальное мягкое меццо-сопрано передало весь драматизм душевной борьбы Клеопатры на пути к смерти. Обладательница такого божественного инструмента как голос, она не только великолепно исполнила Клеопатру и эпизоды из «Троянцев», она и играла с той интенсивностью, с какой только это было возможно во время концертной программы.

Антон Таместит

Удивил необычный выход на сцену французского скрипача Таместита. Он то крался по сцене, словно прятался, глазел по сторонам, бесцеремонно пробирался между вторыми скрипками, и вел себя совсем не как солист концерта. Он вышел на сцену уже Гарольдом- наблюдателем, путешествующим по Италии. Но когда он в сопровождении гениального сопровождения двух кларнетов добрался в итоге до арфы, и остановился перед арфисткой в изумлении, это был поистине гипнотизирующий момент – и в музыкальном, и в театральном отношении. Душевный вечер – приятный, задушевный, проникновенный!

Людмила ЯБЛОКОВА
Фото: Chris Christodoulou