Сергей Старостин: Мне непонятно отношение власти к национальному наследию!

Известный фольклорист, этно-вокалист Сергей Старостин рассказал о текущем состоянии дел в Государственном Центре русского фольклора, о проблеме авторских прав для фольклорных экспедиций, цифровизации архивов экспедиций и об отношении в целом российских властей к национальному нематериальному наследию.

Интервью было сделано для информационного портала "Русло". Мы даем прямую речь от Сергея Старостина.

(О ЦЕНТРЕ РУССКОГО ФОЛЬКЛОРА)

Центр русского фольклора - это прежде всего деятельность, это сохранение основных направлений деятельности. Пока мы справляемся, хотя очень сложно, потому что нам действительно не хватает человеческих ресурсов, нам не хватает специалистов. Ставить вопрос о расширении круга сотрудников пока не приходится, нам нужно адаптироваться. Адаптация проходит, взаимодействие есть. У нас несколько направлений работы сейчас. Это сохранение постоянно действующей экспедиции центра в те регионы, в которые мы традиционно выезжали (это Волгоградская и близлежащие области). Взаимодействие с регионами на предмет обсуждения проблемы архивной деятельности, сохранение архивов, понимание, какая необходима помощь. Разработка разных модельных стандартов тех или иных проектов, в частности модельный стандарт центров традиционной культуры России. Его надо прописать. Чтобы потом через соответствующие структуры этот стандарт начал действовать в регионах. Чтобы при домах народного творчества, существующих у нас во всех регионах России, эти стандарты начинали действовать.

Вопрос актуализации самый животрепещущий на сегодняшний день. Потому что поиск форм актуализации традиционного нематериального культурного наследия продолжается всегда. И здесь надо расширять границы, больше взаимодействовать с живыми человеческими потоками, с людьми, непосредственно заинтересованными в этом. Наши проблемы настолько не просты, что уже сложившимся составом мы не способны в полной мере их решать. Они выходят за рамки не просто компетенции, а человеческих ресурсов.

Страна у нас огромная, в ней несколько часовых поясов, мы далеки друг от друга территориально, но можем стать близкими благодаря общению. Все, что может дать сегодня современная система коммуникации, все это надо использовать. В рамках центра это использовать сложно по многим причинам. Не хватает человеческого контента, человеческого ресурса. А развивать общественную работу можно по линии Фольклорного союза и по линии создания новых сообществ, молодых прогрессивных в хорошем смысле этого слова, которые бы в этом участвовали. В частности анонсы всех этих акций типа “#Поддержи фолк “ или “#Бессмертный фолк” - это большое дело, но оно требует постоянства. И я думаю, что региональные силы и наши сообщники могли бы тоже в этом поучаствовать. Я думаю, что не всегда надо ждать какого-то указания из центра. Можно действовать вполне самостоятельно, предлагая и нам какие-то истории. Сейчас появляется довольно много разных инициатив в рамках Фольклорного союза и его московского отделения и, главное, есть места, где можно эти инициативы соответствующим образом презентовать.

Есть такая инициатива под названием Русло. Я думаю, она о себе заявит в полную силу в ближайшее время. Идет обсуждение программ, шагов и действий. Каким образом и куда нам двигаться. Идей на самом деле много, но не хватает сейчас объединенных усилий. Общественность наша должна возбудиться на тему того, кому же собственно принадлежат национальные недра.

(ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ НА МАТЕРИАЛЫ ЭКСПЕДИЦИЙ)

С одной стороны, если говорить просто, фольклорист едет в экспедицию, сталкивается или встречается с какой-то личностью, либо с коллективом. Он их интервьюирует, задает им какие-то очень важные для познания этой культуры вопросы, получает ответы и уезжает, забрав этот материал с собой. И здесь, естественно, возникает вопрос: а кому принадлежит этот материал?

Если мы существуем в современном правовом поле, то информация, сообщенная этим человеком на местах, принадлежит ему, поскольку он ее вам сообщил. С другой стороны, она принадлежит и фольклористу, потому что он задал наводящие вопросы и получил на них ответы. То есть, это можно рассматривать как журналистское интервью, а можно как интеллектуальную собственность. И юридически эта тема никоим образом пока не решена. И каким образом быть с тысячами или десятками тысяч записей, хранящихся в частных коллекциях или в специализированных учреждениях. Каким образом вообще относиться к этим недрам? Что они из себя представляют и кто ими может пользоваться? И может ли кто либо ими пользоваться без разрешения?

Общеизвестно, что срок действия интеллектуального права истекает по прошествии 50 лет. Все, что было записано до 1968 года, вы в принципе уже можете цитировать, можете этим пользоваться без оглядки на условных наследников или еще на что-то. Это утратило свою юридическую силу. Но все, что записано после 1968 года, требует каких-то подтверждений, юридического обоснования и так далее. Если мне брать свои экспедиции, в которых я участвовал самостоятельно с 1983 года, то я фактически не доживу до того момента, когда смогу свободно этим пользоваться. С другой стороны, наверное, в научных изысканиях, в научном направлении выходят статьи и существуют ссылки на архивы. Это не носит коммерческого характера, хотя может вызвать массу вопросов у юристов, если вдруг обнаружатся наследники. Прецеденты такие есть. И уже некоторые народные исполнители, которым кто-то что-то шепнул на ухо, при встрече с фольклористами или с людьми, которые пытаются их записать, говорят: “а мы не хотим, чтобы вы это делали, потому что вы можете это использовать в коммерческих интересах. Вы можете на этом наживаться, а мы не хотим, чтобы вы на нас наживались”. Это говорят им и их собственные внуки. Мол, с какой стати они вас записывают, а потом на этом будут зарабатывать деньги.

(О ЦИФРОВИЗАЦИИ АРХИВОВ ЭКСПЕДИЦИЙ)

Мы попали в достаточно щекотливую ситуацию: огромные залежи архивов и записей по стране! Только что я принял участие в семинаре, посвященном основным архивам. Приехали представители российских консерваторий (Казань, Петербург, Саратов, Москва). Они рассказывали о своих архивах, о том, как они существуют и на каких основаниях, каким образом там все устроено и разложено по полочкам.

И все хорошо, если забыть о том, что даже у самых продвинутых архивов, которым является, например, архив Московской консерватории, оцифровано процентов 20. Как раз по 60-е годы и оцифровано! Редкие-редкие коллекции выборочно оцифрованы из более позднего времени записи. О чем это говорит? Мы надеемся, что эта бедная магнитная пленка, на которую когда-то делались записи, проживет еще 50 лет. Возможно, физически она проживет, но только слой весь магнитный за это время осыплется. Мы фактически потеряем эти культурные недра, которыми мы все время машем как знаменами на всех углах, говорим, что мы такие богатые, мы столько всего собрали-записали, мы невероятно богаты. А чем мы потом будем махать?

Магнитной лентой без магнитного напыления уже, просто элементарной целлулоидной пленочкой? Это действительно печально, и никоим образом пока не решается на государственном уровне. Решением этих проблем занимаются люди на местах, сердобольные люди, которые любят свое дело, которые не мыслят себя без этого дела, которые всячески бьют во все колокола, кричат о том, чего не хватает. На самом деле реальное спасение архивов - это не дело даже кучки фольклористов, это национальное дело. И должна быть национальная программа.

С архивом центра сейчас все более-менее благополучно. Архив переехал, на его разборку потребуется, наверное, год работы. Наш архив процентов на 90 оцифрован, первичный этап преодолен. Дальнейшее будет осуществляться уже по ходу, когда произойдет разборка архива. Хуже с провинциальными архивами, с архивами региональными. Архив Новосибирска, который лежит по домам, архив Екатеринбургской консерватории, который просто на ниточке висит. Он не оцифрован. Целые национальные собрания. Архив Южного и Среднего Урала. Тот же архив Саратовской области. Архив Волгограда. Их можно перечислять бесконечно. Более-менее благополучная ситуация с архивом Санкт-Петербургской консерватории. Он в значительной степени оцифрован. Там другая проблема. У них сейчас нет подходящего места, они ютятся в общежитии.

(ОБ ОТНОШЕНИИ ВЛАСТЕЙ К НЕМАТЕРИАЛЬНОМУ НАСЛЕДИЮ)

На самом деле мне не понятно отношение нашей власти, руководства и правительства к национальному нематериальному наследию. Как не была ясна позиция власти при наших разборках с министерством культуры, так и остается не ясной. Ибо министром было сказано, что мы при департаменте поддержки искусства и народного творчества, возможно, создадим отдел, который будет заниматься традиционной культурой, то есть нематериальным культурным наследием. Ну, воз и ныне там!

Если мне каким-то чудом, с помощью моих друзей-соратников-единомышленников удалось бы эту идею все-таки донести до власти и найти для нее достойное финансирование, я думаю что можно было бы очень многие вещи выправить. Поиск этих мифических сокровищ в пределах пяти лет или путей их обретения по крайней мере. Либо нам надо выносить эту идею, что мы собственно и делаем благодаря таким встречам, выносить на всеобщее обсуждение и тогда единым народным фронтом решать. Но каждый должен определиться, какое место он в этом процессе занимает.

(О ФОЛЬКЛОРЕ СЕГОДНЯ)

Центростремительность нашего бытия уже достигла абсурда, все стремится к центру. Здесь скапливаются главные ресурсы, мыслительные процессы, технологии. А Россия...

Когда-то нашими великими предками для чего-то начиналась история освоения пространства вокруг себя. Урал, Сибирь и так далее. Для чего были освоены эти пространства и закреплены за Российской Империей? Сейчас у нас государственное устройство несколько иное, нежели имперское. Тем не менее, на этих пространствах жили люди, они осваивали эти земли. Что сегодня происходит? У нас глобализация дошла до абсурда.

Мы питаемся из одного источника, а источников должно быть много. Это и есть суть спасения человека. Он не может приникнуть к одному источнику, потому что не хватит этого источника. К чему это говорю? К тому, что локальные фестивали - своего рода продолжение идеи сегодняшних людей, прогрессивных в хорошем смысле этого слова, думающих о пространстве, которое нас окружает. Развитие территорий, на которых жили люди, но потом в силу определенных ситуаций люди оттуда ушли.

Вот характерный пример. Териберка, Мурманская область. Поселок, где когда-то жили поморы, занимались промыслом зверя, рыбы, на этом стояли, держались, имели культуру, обычаи, традиции. Поморов в Териберке не осталось. Но приехали новые люди, которые тоже занимаются промыслом, пытаются какую-то инфраструктуру поддерживать, хотят там жить. На вопрос социологов о том, кем вы себя ощущаете, как себя идентифицируете, вы кто? Они отвечают: “мы хотим быть наследниками поморов“. Не имея к этому с позиции культуры ровным счетом никакого отношения. Они никакие не преемники поморов, но они хотят быть наследниками поморской культуры. Это разве не повод, чтобы людям помочь? Дать какие-то знания, музыку, песни, обрядовую часть, дать им понимание, чем жили поморы. Это не означает, что поморская культура возродится, вовсе нет. Но у них появится глубинный смысл привязки к этой территории, основополагающий какой-то. И может быть, их внуки на этой территории будут жить, полноценно ощущая себя поморами. Почему нет?

Мне кажется, что подобного рода локальные фестивали очень важны, - чем дальше от центра, тем становится более знаково, щемяще, правдивее. Я бывал на многих подмосковных фестивалях глобального толка. Хорошо, погоня за огромным количеством людей характерна для многих маркетинговых компаний. Но за этим количеством теряется качество и теряется лицо человека. Поэтому если есть, чем гордиться и что делать на каком-то локальном уровне, за это надо цепляться. Это тоже достойно и внимания и уважения.

Просто часто не срабатывают механизмы финансовой поддержки на федеральном уровне. Мы, находясь в Москве, высказывая свои пожелания, можем быть гораздо хуже слышимы, нежели люди в провинции. Кто-то там наверху сейчас тоже понял, что невозможно бесконечно обездоливать и бесконечно высасывать, нужно что-то все-таки давать, чтобы люди поняли, что их жизнь тоже важна, - не только те люди, которые близко здесь у кормушки, могут быть услышаны. И хватит уже уповать на дядю. Человек может сам многое сделать, если захочет. Я знаю великие примеры!

Быстрый поиск: