Амбиции театра весьма широки – самый разный репертуар, далеко не только проверенная классика интересует сегодня этот коллектив. Например, к концу сезона, в июне, здесь ожидается очередная (после «Школы жён» В. Мартынова – Ю. Любимова) мировая премьера – новая опера петербургского композитора Андрея Тихомирова «Дракула». Начали же сезон также не тривиально: «Поворот винта» Б. Бриттена, хотя вполне уже можно отнести к классике жанра, названием репертуарным, в особенности в России, счесть затруднительно.

Вторая премьера сезона – всё же из области старой, проверенной классики, можно сказать, из репертуара хрестоматийного. Моцартовскую «Свадьбу Фигаро» играют повсеместно и охотно – что в России (достаточно сказать, что в Москве она в репертуаре «Геликона» и Театра Покровского, и в этом же сезоне ожидается её премьера в Большом), что за рубежом, более того, играют даже слишком часто – почему-то за ней закрепилась репутация оперы для молодёжи, для студенчества, для всевозможных студий и учебных театров. Обманчивая лёгкость вокальных партий и отсутствие экстремальных голосов (действительно, ни контральто, ни басов-профундо здесь не требуется, да и у тенора партия очень скромная – опера написана, практически, для сопрано и баритонов, то есть для самых распространённых, часто встречающихся голосов) провоцируют браться за этот опус всех, кому не лень.

На самом же деле «Свадьба Фигаро» - не так проста, как может показаться на первый взгляд. Во-первых, это ансамблевая опера, здесь очень важно собрать все эти многочисленные дуэты-терцеты, причём исполнить филигранно, поскольку вся музыкальная конструкция, вся драматургия произведения именно на них и держится. Во-вторых, кажущаяся простота в реальности оборачивается огромной сложностью: все эти незатейливые мелодические ходы, хотя и простые, казалось бы, вокальные линии необходимо петь исключительно стильно, аккуратно, музыкально, выразительно, ибо здесь негде спрятаться за эффектами в виде высоких нот, каскадов колоратур или оглушительных форте. Культура, соразмерность, баланс, такт, любование нюансами, но не самолюбование голосами и много ещё чего – вот неполны перечень требований, которые достаточно жёстко выдвигает эта опера к театру, который за неё берётся. Наверно поэтому так не часты настоящие удачи в реализации «Свадьбы Фигаро» - хороших, по-настоящему гармоничных спектаклей встречается не так уж и много.

«Свадьба Фигаро» в «Новой Опере»

Для «Новой оперы» Моцарт – не каждодневная территория. Фрагменты его Реквиема звучали здесь в спектакле «О, Моцарт! Моцарт…» по опере Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери», восемь лет назад появилась балаганная «Волшебная флейта» от Ахима Фрайера – оба спектакля уже практически выпали из афиши театра (первый идёт крайне редко, второй официально снят). Гомеопатической моцартовской компенсацией на этой сцене были показы Пермского театра оперы и балета в рамках «Золотой маски» - Теодор Курентзис и его команда привозили сюда «Cosi» и всю ту же «Свадьбу» в прошлом и текущем году. Сравнения с последней так и напрашивались весь премьерный октябрьский вечер.

Между ними больше различий, чем сходства. И дело не только в сознательном отказе музрука новооперной постановки Яна Латама-Кёнига от использования аутентиков – чем бравирует Курентзис: в конце концов, последнее до сих пор воспринимается как милая экстравагантность, как интересный эксперимент, а ушами большинство из нас укоренено в традиции исполнения Моцарта на современных инструментах, поэтому никакого эстетического сопротивления не возникает. «Свадьба» пермяков радовала математической точностью исполнения, филигранностью нюансировки, вниманием к малейшим штрихам, деталям – это и пленяло, и одновременно придавала исполнению некоторый неживой налёт механистичности, весьма любопытный сам по себе, от которого можно было получить реальное удовольствие. У Латама-Кёнига нет этого буквализма-буквоедства, игра его оркестра более небрежна, менее точна, но значительно более эмоциональна и жива. Игривость и свежесть есть в этом музицировании в гораздо большей степени, в исполнении много свободы, импровизации в звуке, что создаёт удивительную звуковую атмосферу не исследования и музея, но живого театрального высказывания. Благодаря этому запетая опера звучит свежо, ново, это не только зрелище, но во многом именно «слушалище» (чем, собственно, опера и должна быть в первую очередь), где через звук рождаются образы, развивается драматургия – словом, настоящий оперный театр. Высокий класс оркестра «Новой оперы», несмотря на некоторые помарки, был явлен и на этой премьере, но особенно порадовало сопровождение клавесина в речитативах, виртуозно сыгранное Татьяной Сотниковой.

Графиня Альмавива — Елизавета Соина, Граф Альмавива — Алексей Богданчиков

И конечно певцы: они произвели наиболее позитивное впечатление. «Новая опера» в последнее время пополнилась отличной голосистой молодёжью, и новые звёздочки действительно уже достойны этой сцены. Например, тембральная красота голоса Елизаветы Соиной (Графиня) прямо-таки завораживает, и невольно хочется воскликнуть: «Дело Ренаты Тебальди живёт и процветает!» Или Алексей Богданчиков (Граф) – абсолютно готовый артист с ярким и одновременно культурным звуком. Не менее выразителен и Дмитрий Орлов (Фигаро), порадовавший актёрским куражом ещё в «Школе жён», а теперь подкрепивший его и певческим мастерством (ибо в прошлой премьере петь-то особо ему было нечего). Абсолютной вокальной свободой поразило пение Ирины Костиной (Сюзанна), а яркость саунда Анны Синицыной (Керубино) как магнитом привлекала внимание слушателей во всех её сольных номерах.

Честно говоря, даже трудно отдать кому-то пальму первенства из молодых, настолько профессиональными и запоминающимися они оказались все – и в данном случае не возникало никаких сомнений, что «Свадьба Фигаро» - опера для молодёжи, но такой, которая действительно умеет качественно петь. Певцы среднего поколения, опытные мастера «Новой оперы» Ирина Ромишевская (Марцелина), Владимир Кудашев (Бартоло), Дмитрий Пьянов (Базилио) дополнили (ибо партии у них не центральные, аккомпанирующие) эту радужную картину вокального благополучия театра на Каретном.

Керубино — Анна Синицына

Музыкальные впечатления доминировали в премьерный вечер: именно они вытянули постановку, которая с театральной точки зрения оказалась… нет, не плохой, вполне смотрибельной, но какой-то несколько претенциозной. О режиссёре Алексее Вэйро так и тянет сказать – «слишком долго ходил в подмастерьях», поскольку в его первом самостоятельном спектакле на большой оперной сцене собрано невероятное количество, скажем так, «впечатлений» от работ других постановщиков. Эти «ушки» видны повсеместно и не угадать оные можно только, если ты в оперном театре – редкий гость. Впрочем, всевозможные аллюзии, реминисценции и даже прямое цитирование никому не заказаны – нет такого закона на театре, и если не брать это в расчёт, а оценивать спектакль как совершенно самостоятельную, самобытную работу, то что можно увидеть? Интересную организацию пространства, открытого и безбрежного, сверху и снизу лишь ограниченного неправильными многоугольниками, но при этом в целом сценография навевает явную скуку, которую кто-то может счесть за стильность (художник Ульрике Йохум). Социально стратифицированные костюмы (Ян Майер), ибо нобилитет затянут в пурпур, разночинная публика в синее и зелёное, а народ – что офисный планктон: черный низ – белый верх. Практически постоянное присутствие на сцене всех персонажей: когда Фигаро и Сюзанна «моют косточки» Графу, он – отнюдь не «третий лишний» - сидит рядком с влюблённой парочкой и слушает.

И странный финал – под радостные аккорды окончания «безумного дня» Бартоло падает почему-то бездыханным – лишь оттого, что режиссёр, терзаемый догадками и сомнениями, не находит его вокальной строчки в финальном хоре и начинает фантазировать на эту тему, превращая оперу-буфф в трагикомедию (так заявлено на афише). Вэйро придаёт «Свадьбе» фрейдистский оттенок самокопания, самопознания «себя через другого», при этом совершенно игнорируя весь социальный контекст пьесы Бомарше и либретто Да Понте – беда только в том, что музыка, в которой Моцарт недвусмысленно предусмотрел иерархию посредством ритмов и соотнесения тональностей, отчаянно сопротивляется этой необременительной, нетягостной, но всё-таки весьма чужеродной, надуманной психологизации.

Александр МАТУСЕВИЧ, «Новости музыки NEWSmuz.com»
Фото - Д. Кочетков / Новая опера