В уютном джазовом клубе в центре Москвы рядом с Евгением Борцом оказался продюсер, глава лейбла Navigator Records и идейный вдохновитель того самого спектакля «Вертинский» Алексей Козин. Не мог не расспросить его, как идея о спектаклем «Вертинский» только рождалась.
«Женя (Борец - NM) показывал наброски, и все это видоизменялось, эволюционировало. Добавились музыканты. С Домогаровым было считанное количество репетиций. Пластинку никто не писал две недели, - это зашли в студию, записали инструментал сразу все вместе. Я всему этому только удивлялся. Есть очень мощное клише исполнения Вертинского, его исполнение».
Пианист Евгений Борец рассказал об очень важной договоренности.
«У нас была с Домогаровым договоренность: не грассировать, никакого Черного Пьеро и никакой черной скрипки. Чтобы уйти совсем в другую историю».
А продюсер Алексей Козин раскрыл другие неизвестные зрителям подробности.
«Мы играли в такую историю. Потом Домогаров захотел сделать пьесу, потом появилась Чусова (режиссер спектакля Нина Чусова - NM), и репетиций было меньше пяти. Появился мим Андрей Кислицын, появилась фантомная история, и стало понятно, что все это живет на сцене. Оптимальная площадка для этого спектакля — 500-600 мест, мы не стремимся выйти на большие сцены. Изначально мы не думали, что это станет постоянной прокатной историей, но имели это в виду, и постарались сделать так, чтобы постановка в Москве ничем не отличалась от постановки в Новосибирске или еще где-либо. Чтобы люди увидели то же самое. Антрепризы, которые возятся, - это обнять и плакать. Для нас же нет никакой разницы — Москва, Питер или любой другой город. Мы сейчас завалены предложениями.Теперь я уже могу говорить, что мы встречались с Геннадием Хазановым, и он предложил, чтобы спектакль стал репертуарным в Театре эстрады. Зал там в отличном состоянии после ремонта. Кроме того, я сейчас завален предложениями, промоутеры приезжают и предлагают прокат. Есть предложения от Казахстана, Израиля и Кипра. Хотя прокат непрост: 10-11 человек, строгие требования к музыкальной аппаратуре. В феврале мы объявим первые даты спектаклей в Театре эстрады».
Очевидно, что пьесу фактически написал сам Вертинский, она составлена из его писем и воспоминаний. Но кто сочинил эту компиляцию? Отвечает Алексей Козин.
«Сам Домогаров. Сначала он принес 200 страниц, потом они стали 100 страницами. Потом появилась Нина Чусова, которая вымарала еще часть. Это было их взаимодействием».
Тут надо признать, что лично мне очень понравилась итоговая редакция. Важно, что оставили тот момент, когда Вертинского гнобили после приезда в Союз, а он писал униженные письма к руководству страны. Без этого был бы непонятен контекст.
«Зал меня очень удивлял и удивляет. Эти 15-минутные стоячие овации, в шоу-бизе я такого не видел. И ведь это ушедшая эпоха, она заново открывает его заново», - задумчиво произнес Алексей Козин.
«Возможно, его снова начнут слышать заново», - предположил Евгений Борец.
Тогда перейдем к разговору с Борцом. Спросить, есть чего. За спиной Борца огромная яркая карьера в джазе и кино-саундтреках. Я и расспросил обо всем.
- У меня складывается впечатление, что российский джазовый мирок настолько тесен, что буквально все переиграли со всеми. Вы можете назвать хоть одного известного джазового музыканта, с которым еще ни разу не играли?
- С известными — наверное, со всеми. С молодежью, - возможно, да. Но это же хорошо! В любой стране так. Думаю, что так происходит взаимообогащение. Интересно с молодежью, - они юные, они невероятно техничные, они очень образованные, интернет поменял всю ситуацию. Когда играешь со старшими, - они из советского прошлого, цепляются за каждую ноту, потому что в свое время каждую пластинку откапывали с невероятным трудом. Возрастала ценность материала.
Талантливых людей полно, и мне очень нравится, что в Москве джазовое искусство процветает и разрастается широко. Как нигде в мире, наверное, - в Европе уж точно. Из европейских стран и Израиля много джазменов уезжают в Америку. А тут со всей страны едут в Москву и Питер. Хотя сейчас уже не особенно и едут, - в Новосибирске и Казани своя потрясающая джазовая школа.
Игорь Бутман, конечно, потрясающий человек, который поставил джаз на такую популярную ноту, и своей игрой высочайшую планку показывает. Его фестиваль в честь 100-летия российского джаза — потрясающая идея. Все были на сцене! И как к другу не относись, был виден уровень, - гораздо выше, чем 30 лет назад.
- Вы же несколько лет играли с Игорем Бутманом?
- Да, когда я жил в Казани, мы несколько лет ездили с ним на гастроли. С моим трио и с Бутманом мы объездили очень много. На моей последней пластинке он сыграл потрясающе.
- Можно сказать, что помимо того, что Бутман — прекрасный саксофонист, он еще и прекрасный администратор? Он на бюджете.
- Я не знаю всех тонкостей, но он беззаветно любит джаз — это точно. Я знаю его больше 25 лет. И помню его, как он приехал из Америки. Я был совсем мальчишкой тогда. Он невероятный трудоголик, и он большой дипломат. Содержать такой джазовый оркестр на бюджетной основе, и играть на лучших площадках мира, - это показатель.
- Какие были ощущения, когда впервые поступило предложение сыграть песни Вертинского?
- Я не поверил. Я Алексею Санычу (Козину - NM) тогда не очень доверял. Был звонок. Я ради интереса открыл какие-то старые записи Вертинского, просто чтобы приехать, и быть в курсе. Алексей Саныч оказался человеком слова, он приехал с Домогаровым. И мы через 10 минут пошли к роялю. И это увлекло всех, это была какая-то магия, магнит. Домогаров нервничал невозможно, он не знал, как себя вести. Он не вокалист, да и мы не играем музыку в таком жанре. И тут мы стали сближаться, репетировали по три раза в неделю вдвоем. Потом приехал весь коллектив, и все встало на свои места.
- Вы сказали о договоренностях: не грассировать, не Черный Пьеро и без скрипки. Почему без скрипки?
- Потому что в любой песне Вертинского, когда ее могут показать по каналу «Культура», всегда есть скрипач и аккордеонист. Я не против этих инструментов, но когда это воспроизводится, - всегда получается плохая пародия. Это как Высоцкого петь под гитару и хрипеть. Здесь же получилось так, что это Вертинский, - но это Домогаров. Это важно было, - что ни одного своего слова у Домогарова в спектакле нет, и в пластинке тем более, - но я лично ему верю, когда он поет.
- Тот состав, что я увидел на сцене: там нет скрипки. Но это и не Ваше трио. Квартет.
- Квартет, ну что ж поделать. По сути, джазовый состав, просто наш саксофонист Паша Скорняков еще играет на флейте и других инструментах. Мы шли к живой музыке: контрабас, рояль, барабаны как основа. И солирующий инструмент, и голос. И мы придумывали, чтобы голосу не мешать, чтобы каши не было, чтобы было понятно. Каждая песня имеет свою драматургическую основу, и она не похожа на Вертинского, но это — Вертинский.
Это не в том понимании, что диджейские версии, и джазом это не назовешь. И шансоном не назовешь. Это понятная, по мне, и очень красивая и глубокая музыка, и образ, который Домогаров великолепно воплотил. Он же сам кайфует от этого, это же видно.
- Мне очень понравилось, как Вы уходили в образы. Тут латино, тут чуть ли не рок. Как Вы соотнесли песни Вертинского со всем этим?
- Тут нет никакого рецепта. Отталкивались от текста песни. Какое время написания песни, какие обстоятельства.
- После репетиций, когда состоялась премьера в Доме музыки, для Вас ощутимы были преображения в подаче этих песен?
- Безусловно. Мы так стремились сделать спектакль в одно отделение, - и не вышло! Потому что ничего было невозможно сократить.
«Требовался перерыв! Мы выбрали форму, которая требует усилий и работы от зрителя. Поэтому писем и чтения в первом акте гораздо больше, чем музыки. Дальше, поскольку публика уже устает, вставки более короткие и больше музыки. Это просветительский спектакль», - уточнил тут Алексей Козин.
И тогда я решил спросить его прямо: без Борца вообще возможен этот проект?
«Нет-нет-нет, Женя соавтор этой истории, весь звук — это он. Обычно делают спектакль, потом придумывают, как вписать в него музыку. Тут было ровно наоборот. Была пластинка, причем в спектакль вошло больше песен, чем было на пластинке. Когда уже появился режиссер, мы принимали во внимание ту канву, которую она хотела сделать. Пожелтевшая бумага, грим, много музыки, которую Евгений дописывал под сценарий».
- Вы ожидаете, что вашими усилиями имя Вертинского в российском джазе зазвучит более подобающе, чем сейчас?
- Я убежден, что резонанс после нашей работы будет. Мы сомневались, но верили в успех. И тут не в джазе дело. Это просветительская работа. Люди будут слушать. Мне кажется, что это может двинуть вперед авторскую музыку. Послушав Вертинского, посмотрев спектакль, - может быть, кто-то придумает. Я про драматическое искусство говорю, а про музыку. Авторской музыки должно быть больше. Хорошая или плохая, но авторскую музыку надо показывать. Люди пишут музыку, не попадающую под формат. А формат определяют люди, персоны.
К нам в клуб приходят люди, присылают записи, - там поразительные вещи, о них никто не знает. Артистов никто не знает, все молодые ребята.
- У меня всегда огромные претензии к российским джазовым певицам и певцам, что они, в отличие от Вертинского и теперь Домогарова, - они совершенно не умеют доносить до слушателя истории.
- Коллег по цеху я обсуждать не имею права, это неэтично. Но в том, что вы сказали, - правда есть. Надо понимать, о чем ты поешь. Никого не хочу обижать. Надо понимать, для кого ты это делаешь.
- С Даниилом Спиваковским у вас был яркий спектакль «Соло для двоих». Была ли разница во взаимодействии между Спиваковским и Домогаровым? Оба «актеры актерычи».
- Два разных артиста. Два разных взаимодействия. Мы с Данькой дружим, еще куда-то поедем, эта история живет. Он не поет в спектаклях, это совершенно другой жанр. Но там тоже хорошо, весело.
- Кроме вас, я не вспомню, кто еще так активно работает с театральными актерами. У Меньшикова есть свой джазовый оркестр…
- Ну вот Бутман делал дивную программу с актером Алексеем Гуськовым. А в свое время делал классную программу с Михаилом Казаковым. Есть такие программы.
- Вы много писали музыку к кино: сериалы «Апостол», «Каменская», фильмы и спектакли. Что весьма нетипично для российского джазмена.
- Почему вы меня причисляете к джазменам? Я ведь окончил консерваторию. Вот недавно вышла «Любовь Советского Союза», там тоже звучит моя музыка. Мне просто нравится это дело, ни о каком специальном переключении дела не идет. Или это на автомате происходит. Я смотрел отрывки из «Любови Советского Союза», я знаю сюжеты, я знаю содержание. Мы обсуждали это с режиссером.
- Был у вас опыт, когда вы озвучивали немые фильмы?
- Не было, но мне это очень интересно. Я видел такие эксперименты, это хорошая идея. Хотя пару раз такое было. В клубе Бутмана Алекс Ростоцкий приболел, и мы озвучивали фильм, где делали обрезание мальчику. И это было интересно. Мы сидели, смотрели на экран, и втроем играли то, что нам было интересно. Шостакович работал тапером!
- Джаз будто не очень популярен у молодежи сейчас. В какую сторону можно было бы развернуть джаз, чтобы он стал более популярным?
- Он популярен. В нашем клубе на него ходит молодежь. Мне такой же вопрос на радио задала Мариам Мерабова, типа, чтобы ты сделал, если бы был министром культуры. Когда я учился классике, то сделал бы так, как делают в колледже Беркли: если ты занимаешься классикой, то у тебя должен быть джазовый факультатив, а если занимаешься джазом, - то классический факультатив. У музыканта появляется звук, потому что в классической музыке есть своя система звукоизвлечения, и появляется свобода. Сейчас джаз не такой, как в 30-е годы, это очень близко к классике. Это был бы большой серьезный результат.
У меня есть педагог в консерватории, ей за 80, она органистка. Мы с ней сыграли вместе концерт Баха. Она по-своему, я по-своему. В этом нет пошлости. Резонанс был большой, повторим в марте.
- Мы ровесники, оба — львы по знаку зодиака. Мне как журналисту знак лев очень помог, а вам?
- У меня все львы. У меня отец был лев, я лев, дочка лев, у меня львиный прайд. Я по-другому себя не вижу. Он — не мешает.
- Вы окончили Казанскую консерваторию. И вот я читаю цитату из вашего интервью: «Своими кумирами считает Кита Джарретта (нет высшего образования, кроме колледжа Беркли - NM), Чик Кореа (нет образования - NM), Телониус Монк и Мишель Петруччиани (нет образования - NM). Так что вы думаете о джазовых пианистах без классического образования, хотя призываете всех пианистов получить его?
- Кит Джарред и Чик Кореа, не имея классического образования, играли концерт Моцарта. Это можно посмотреть на Ютьюбе. У них много классических манер. Не диплом решает, а внутренняя культура. Петруччиани играл на высочайшем уровне, несмотря на свои дефекты, очень приближенно к классическому звукоизвлечению. Элла Фитцджеральд не училась нигде, а Луи Армстронг не знал ноты. Но их музыка живет до сих пор. Бывают чудеса. Кто же против?
- Я правильно понимаю, что вы играли в трио Алекса Ростоцкого после приезда в Москву? У него много авторских вещей.
- Да, это так. Саша меня многому научил. Он очень хороший человек, мы с ним дружим до сих пор и иногда видимся. Он — воплощение образного мышления. Он сейчас пишет картины. У него такая эволюция, он себя заставил, и сейчас пишет очень интересные вещи. Он снял потрясающий мультфильм на библейские сюжеты из своих рисунков. И музыку он никогда не играл формально. Он всегда пытался найти образ, чему меня и научил. Мы с ним работали долго.
- Еще хочется спросить про проект «2004», это проект Алексея Круглова по Маяковскому. Ято это было, почему такая странная музыка, которая с ритмами Владимира Маяковского будто совсем не соприкасается?
- Я тогда только приехал в Москву, и мы с Сергеем Хутасом поехали прямо на студию, на «Мосфильм». Записывать эту странную вещь. Мы не были к этому готовы. Как записали, так записали. Больше мы с Лешей не сотрудничали. Хотя вру, однажды мы записали музыку к «Калашников и Спартак», было такое кино. Круглов из авангардной музыки, хороший экспириенс. Но ту музыку под Маяковского мы никогда больше не исполняли.
- Андрей Макаревич говорил мне, что «Оркестр Креольского танго» - для него идеальное воплощение песен «Машины времени» так, как он задумывал. Но не мог по молодости и по обстоятельствам сыграть. А теперь у него появилась возможность с хорошими джазовыми музыкантами эти песни сыграть как надо, и спеть.
- Немножко не так. «Оркестр Креольского танго» просуществовал 10 лет, а потом свое существование закончил. Мы с Макаром искали разные формы, он всегда искал их. Мы записали программу Love, где он пел по-английски, мы записали три пластинки «Идиш Джаз», сделали программу Yo5, но все имеет свое логическое завершение. Его песни или не его песни, но мы двигались скорее к джазовому стилю. Было такое дело.
- Почему, когда записывали «Идиш Джаз», Макаревич там вообще не пел? Он играл на гитаре. В чем был смысл этого проекта?
- Смысл был не в вокале Макара, а в этнической принадлежности материала. Я прослушал огромное количество еврейских песен, мы выбирали, было много похожих песен. Это как в Канаде меня спросили: «Вы выбирали национальные песни?» - «Нет, только интернациональные». Лучше не скажешь.
- Расскажите про проект «Мотыльки» (2016). Чья идея, почему столько знаменитых актеров? И кто вообще такая Диана Поленова?
- Расскажу. Нестандартный человек, потрясающая певица, - мы придумали эту штуку, написать детские песни. Она писала тексты и сама спела, я написал музыку. Точнее, я сначала написал музыку, а она придумала тексты. Записано и придумано это было достаточно быстро, по телефону. Она жила в другой стране. И когда на «Мосфильме» мы это записали, не понимая цели, по большому счету, для чего…
Она в джазовом мире знакома мне лет 25. У нее есть свой проект, и она пела фанк, и разные музыки. Когда мы записали музыкальный материал, я открыл свой телефон, и позвонил всем актерам, что были в книжке. И никто не отказал! И я, и она ездили к ним. Текст написан, это не от балды они читают. И придумали такую детскую пластинку, выпустили. Я очень горжусь этой работой.
- Но там же не очень качественный вокал…
- Слушайте, там спето сердцем. Там не оперная музыка, там образы.
- Давайте задам вопросы, на которые вы не очень любите отвечать. Если бы вас спросили, какая ваша лучшая запись или ваша лучшая пластинка, чтобы вы ответили?
- Все впереди, поверьте мне!
- А из того, что уже записано? Чем гордитесь?
- Мне все дорого. Мне нравится моя последняя пластинка «Казанский календарь», она вышла не так давно, и резонансной оказалась. Нет, я не смог бы выбрать. Точнее, то, за что мне стыдно, мог бы назвать. А лучшее — нет.
- Это мог бы быть альбом Unkommunicado? Он был записан за границей, и теперь российскому слушателю он просто недоступен.
- Это возможно, мне просто надо заняться этим. Он есть у меня на диске. Я просто за этим не следил, я выложу. Мы были одними из первых, кто поехал на ICM Records в Норвегию. И нас писал тот самый человек, который писал Кита Джаретта. Сейчас он умер, к сожалению. Это был потрясающий опыт. Сергей Хутас мне сказал: «Тут надо сыграть так, будто ты 1 января идешь домой в 10 утра, а вместо снега листья летят». Мы так никогда не разговаривали. И это он о музыке говорит, а не про ноты какие-то. Покойный Сергей Остроумов, барабанщик, и мы все это переживали. Это удивительная страница жизни.
- Вы играли там в духе скандинавского джаза?
- Нет, свой авторский джаз. Авторская музыка. Мы не играли там ни одного стандарта. Это все нами придумано и сыграно.
- И про «Казанский календарь». Там Казанский камерный оркестр Prima Vera, автор аранжировок Михаил Савин. Кто это?
- Миша Савин — потрясающий музыкант, саксофонист. Мы с ним вместе учились в школе, это все «казанская мафия». Он до сих пор играет у Валерия Сюткина на саксофоне, его многие знают. Он пишет много аранжировок для оркестра, и для Бутмана и для симфонических оркестров. Он написал эту струнную гигантскую часть. Музыка моя, он сделал оркестровку. И в одной песне сыграл Бутман, не отказавший.
- Бутман сыграл в треке «Пресняков». Почему в нем?
- Музыка как бы наводит на Владимира Петровича, который тоже сыграл в этом альбоме. Немного сделана под него, для него, и Петрович об этом знал. И мне хотелось, чтобы был саксофонист, и был лучший саксофонист. И Игорь Бутман в этом не отказал. Он сыграл «Пресняков» как Бутман, в этом ошибиться невозможно.
- В вашем альбоме есть вариации на темы Чайковского, Бетховена, Шопена. А что такое вариации на Булгакова и Довлатова?
- Это же не обязательно музыкальные вариации. Это образы. Мне хотелось подчеркнуть свое видение тех людей, которые повлияли на меня в определенный момент жизни. Они там перечислены, но далеко не все.
- Я пытался сопоставить произведения Булгакова с той музыкой, которую я услышал. Но конкретного произведения я не услышал.
- А у меня оно было. Это были ассоциации не с конкретным персонажем Булгакова. В тот момент, когда я впервые прочел роман «Мастер и Маргарита», у меня все это было. Тут тоньше ассоциации. Почему календарь? Он отрывной, оторвал и выкинул. У меня до сих пор висит, жена покупает отрывные календари, там рецепты и День металлурга, например. Это никто не читает. Но когда его отрываешь, он тает, и ты понимаешь, что год прошел. Это не телефон, это совсем другие ощущения!
Гуру КЕН
Фото: Ольга Ежова
Комменты